Одно из самых авторитетных в мире агентств по изучению общественного мнения Gallup провело опрос в более чем 150 странах с 2009 по 2011 годы на предмет того, как охотно люди выражают свои эмоции – будь то позитивные или негативные. Оказалось, что самыми «бессердечными» людьми на планете оказались сингапурцы, и это несмотря на то, что в этой стране самый большой в мире ВВП на душу населения (33,5 тыс. долларов). Оказывается, богатство и благополучие совсем не коррелируют с эмоциональностью.
Исследователей интересовали как положительные эмоции типа удовольствия, улыбок, смеха, радости от познания, полноценного отдыха, так и отрицательные – гнев, стресс, печаль, физическая боль, беспокойство.
По данным Gallup, жители Сингапура каждый день испытывают эмоции крайне редко. Лишь 36% респондентов в этой стране признались, что ежедневно испытывают положительные или отрицательные эмоции больше десяти раз. Социологи говорят, что это самый низкий показатель в мире.
А вот самой эмоциональной страной, по мнению экспертов, являются довольно бедные Филиппины. Экономика в этой стране сейчас бурно развивается, а насыщенную эмоциональную жизнь, по данным опросов, здесь ведут 60% населения. Список самых эмоциональных стран дополняют Сальвадор (57% опрошенных ежедневно испытывают разные чувства), Бахрейн (56%), Оман и Колумбия (по 55%). На пятом месте с результатом 54% – Чили, Коста-Рика, Канада, Гватемала, Боливия, Эквадор, Доминиканская Республика, Перу, Никарагуа и США.
Вернемся к странам, которые эмоциональностью не славятся. На втором месте рейтинга оказались сразу Грузия и Литва: здесь перепады настроения и эмоции десять раз в день испытывают только 37% граждан. Россияне в рейтинге оказались на третьем месте с показателем в 38%. В одну группу с РФ с таким же процентом попали наши «бессердечные» соседи по СНГ – Белоруссия, Украина, Казахстан и Киргизия. На том же уровне оказались Мадагаскар и одна из беднейших и неразвитых стран мира Непал.
Эксперты называют результаты своих исследований непредсказуемыми. Другое дело, что ситуация с тем, какие эмоции испытывают люди в разных странах, в большинстве своем действительно зависит от того, что в них происходит. Так, чаще всего неприятные эмоции переживают нищие и раздираемые внутренними конфликтами страны Ближнего Востока, Северной Африки. Самые несчастные люди предсказуемо живут в Ираке, Бахрейне и Палестине.
Если же вы ищете счастье и счастливых людей, то лучше всего отправиться на поиски в Латинскую Америку: чаще всего положительные эмоции испытывают жители Панамы, Парагвая и Венесуэлы. А вот самые удовлетворенные жизнью люди, одновременно спокойные и умеренно счастливые, – датчане. Очевидно, что общий уровень благосостояния лучше всего на себе ощущают именно европейцы.
В Gallup говорят, что на степень проявления эмоций в разных странах влияют такие показатели, как общее благосостояние, традиции национального поведения, менталитет, самоощущение человека в обществе. Чтобы быть счастливым, нужно жить в бурно развивающейся стране, иметь работу, не видеть каждый день людей, в десятки раз богаче себя (речь о социальной справедливости), не иметь проблем со здоровьем, завести семью. В государствах, где правительство успешно решает эти проблемы, и люди ощущают себя счастливее.
В этой связи очень интересен пример Сингапура. Несмотря на то что люди здесь редко беспокоятся о своем будущем и о серьезных проблемах, счастливыми их тоже не назовешь. Эксперты полагают, что корень проблем островитян – высокая степень неудовлетворенности своей работой. Дело в том, что большинство жителей страны работают в нематериальных секторах экономики, а когда человек работает финансистом, программистом или бухгалтером, ему сложно видеть реальные результаты своего труда. А раз так, степень удовольствия от работы значительно снижается.
Чарльз Дарвин считал, что эмоции были полезны для эволюции, поскольку они увеличивали шансы на выживание. Например, мозг использует эмоции, чтобы держать нас подальше от опасного животного (страх), вдали от гниющей пищи (отвращение), для контроля над нашими ресурсами (гнев)
Специально для – Сева Бардин
1. Эмоции обычно определяются как реакция на стимулы и включают в себя физиологические изменения (увеличение частоты пульса, активности некоторых желез, изменение частоты дыхания повышение температуры тела), которые мотивируют человека действовать. Проще говоря, эмоции – это чувства ума, эквивалент физических ощущений тела.
2. Согласно одному из греческих мифов, многие поражавшие человечество болезни обрушились на человечество как следствие проявления таких негативных эмоций, как месть, злоба и зависть, которые были выпущены на свободу богиней Пандорой.
3. Древние врачи считали, что различные органы контролируют различные настроения. Например, счастье исходит из сердца, гнев из печени, страх из почек.
4. Исследования показывают, что использование человеческих эмоций является одним из наиболее мощных методов рекламы. Например, известная концепция фирмы Найк (Nike) «успех в спорте» фокусируется на ключевых эмоциональных триггерах, на ней построено спонсорство, реклама и бизнес империя.
5. В 17 веке Рене Декарт рассматривал человеческие эмоции как гидравлическую систему. Он считал, что, человек чувствует злость или печаль, потому что соответствующие внутренние клапаны открылись и выпустили такие жидкости, как желчь и флегма.
6. Согласно результатам исследования, проведенного Журналом Потребительских Исследований (Journal of Consumer Research), люди, которые мыслят более абстрактно, лучше реагируют на рекламу, которая основана на смешанных эмоциях, по сравнению с теми, кто мыслит более конкретно.
7. Недавние исследования показали прямую связь между ношением определенной одежды и эмоциональными состояниями. Например, женщины, которые находятся в депрессии или грустном настроении, скорее всего, предпочтут мешковатые топы, кофты или джинсы. Женщины, находящиеся в приподнятом настроении, скорее всего, предпочтут любимое платье, ювелирные украшения и вообще выглядят изящнее.
8. Слово «эмоция» происходит от латинского emovere, «съехать, удалять, агитировать»: от ex- «из» и movere «двигаться».
9. Слово «инстинкт» произошло от латинского instinctus, означающего «подстрекательство, импульс», связанного с прото-индо-европейским steig — «колоть, прокалывать, палка».
10. Исследования показывают, что новые технологии, в частности социальные сети, способствуют большей эмоциональной разрозненности, одиночеству людей.
11. Эмоциональное насилие похоже на промывание мозгов, поскольку его целью является постепенное снижение уверенности человека в себе, его самоуважения и самооценки. Эмоциональное насилие может принимать различные формы, включая использование финансовой мощи для контроля над человеком, угрозы бросить, унижение человеческого достоинства, постоянную критику, обращение по имени или крик.
12. В любой эмоции присутствует три компонента: 1) физиологические изменения (например, ускорение сердечного ритма) 2) поведенческая реакция — например, стремление уйти от источника эмоции или остаться в контакте с ним и 3) субъективные переживания, такие, как злость, счастье или печаль.
13. Исторически сложилось так, что среди психологов нет единого мнения о том, когда возникают эмоции: перед действием, непосредственно в то же время, что и действие, или в ответ на автоматический физиологический процесс.
14. Большинство нейробиологов различают термины «эмоция» и «чувство». Они используют слово «эмоция», чтобы описать автоматическую (неосознанную) реакцию мозга на определенные раздражители, и «чувство», чтобы описать наше сознательное впечатление или реакцию.
15. Чарльз Дарвин считал, что эмоции были полезны для эволюции, потому что они увеличивали шансы на выживание. Например, мозг использует эмоции, чтобы держать нас подальше от опасного животного (страх), вдали от гниющей пищи и фекалий (отвращение), для контроля над нашими ресурсами (гнев), для получения хорошей еды или поиска сексуального партнёра (удовольствие и похоть).
16. Типы триггеров, которыми люди эволюционно подготовлены к страху, как клетки со змеями, вызывают внутренний ответ, хотя люди знают, что они относительно безопасны на когнитивном уровне. Тем не менее, люди гораздо слабее реагируют на по-настоящему опасные риски, к которым эволюция не их подготовила, такие как гамбургеры, курение и небезопасный секс, несмотря на что, что большинство людей признают эти опасности на когнитивном уровне.
17. Большинство ученых считают, что базовые эмоции являются врожденными, а не приобретёнными. Например, люди, которые рождаются слепыми и никогда не видели лиц, показывают типичные для основных эмоций выражения лица.
18. Роберт Плутчик в 1980-м году в своей исследовательской работе предложил восемь основных врожденных эмоций: радость, понимание, страх, удивление, печаль, отвращение, гнев, и ожидание. Он предположил, что сложные эмоции, такие как чувство вины и любовь являются производными сочетаниями первичных эмоций.
19. Исследования показывают, что если люди меняют выражение лица, чтобы выразить эмоции, они фактически начинают чувствовать эти эмоции.
20. Исследования показывают, что выражение и переживание отрицательных эмоций (например, депрессии и тревоги), сопровождаются более высокой активацией правой лобной доли коры головного мозга, а так же его более глубоких структур, например, миндалевидного тела, а выражение позитивных эмоций – в большей степени активацией левой лобной доли мозга.
21. Цвета могут существенно влиять на эмоциональные реакции. Хотя, конечно, не все люди испытывают одни и те же эмоции на один и тот же цвет, большинство людей находят красный и оранжевый возбуждающими, а синий и пурпурный – успокаивающими. А серый, коричневый, черный и белый, как правило, вызывают эмоциональное притупление. Исследования показывают, что дети, игравшие в оранжевой комнате, были более доброжелательными, проворными, творческими и менее раздражительными, чем дети, игравшие в комнатах с белыми, коричневыми и чёрными стенами.
22. Исследователи отмечают, что, когда люди пытаются скрывать сильные эмоции, как правило, видны «микровыражения» – эмоции, пропускаемые людьми незаметно для себя, и длящиеся лишь 1/24 долю секунды.
23. Эмоции заразительны. Отрицательные или неприятные эмоции более заразительны, чем нейтральные или положительные.
24. Только люди выражают удивление, разинув рот. Но если говорить о других эмоциях, то, по всей видимости, в них у людей и животных больше сходств, чем различий. Особенно это касается сходства приматов и людей в гневе, страхе, счастье, и печали. В самом деле, поскольку животные и люди выражают аналогичные виды эмоций, Чарльз Дарвин считал, что эмоциональная разница между животными и людьми в значительной степени в сложности, а не типах эмоций.
25. Исследования показывают, что матери менее терпимы к плачу мальчиков, чем девочек. Это может свидетельствовать о том, что способ выражения эмоций взрослого человека формируется воспитанием матери в раннем детстве.
26. Исследования показывают, что мужчины и женщины испытывают одинаковые эмоции, но женщины, как правило, более склонны их демонстрировать.
28. Многие психологи считают инстинкт и эмоции похожими, поскольку и то и другое проявляются автоматически. Например, страх – это и эмоция и инстинкт. Разница в том, что инстинкты являются непосредственными, иррациональными и врожденными, в то время как эмоции гораздо рациональнее, они представляют собой сложную систему обратной связи биологии, поведения и познания.
29. Инъекции Ботокса могут уменьшать признаки старения, но они делают лицо человека менее живым и более бесстрастным. Как ни парадоксально, менее оживлённые люди менее привлекательны для остальных.
30. Хотя ученые не нашли ни одной культуры, в которой люди улыбаются, когда испытывают отвращение, или хмурятся, когда счастливы, они всё же нашли некоторые странности. Например, японцам гораздо труднее, чем американцам, выказывать свой гнев на лице, и они, как правило, стараются не показывать свою неприязнь выражением лица.
31. Из всех выражений лица улыбка может быть наиболее обманчивой. Есть около 18 различных улыбок, в том числе вежливые, жестокие, ложные, скромные, и так далее. Но только одна отражает подлинное счастье, она известна как улыбка Дюшена и названа в честь французского невролога, Гийома Бенджамина Амана Дюшена де Булонь, который первым описал это явление.
32. Исследователи отмечают, что эмоция, наиболее тесно связанная со страхом – это интерес. Некоторые психологи даже полагают, что страх имеет две стороны: одна – это желание бежать, а вторая – желание исследовать.
33. Платон описывает эмоции и разум, как двух лошадей, которые тянут человека в разные стороны. Однако современный невролог Антонио Дамасио утверждает, что разум основывается на эмоциях и не является их антагонистом.
34. Язык тела часто выдаёт эмоции. Например, человек, стоящий с руками на бедрах локтями наружу показывает пример обозначения территории. Если кто-то поднял руку, это значит, что он или она хочет что-то сказать. Прикосновение к носу означает, что человеку есть что скрывать. По ногам тоже можно читать сигналы языка тела.
35. Исследования показывают, что люди быстрее распознают и интерпретируют эмоции по выражениям лиц у людей той же расы, что и они сами, чем у представителей других рас.
36. Со времён немого кино до мультфильмов, таких как «Том и Джерри» и таких фильмов, как «Психо» и «Челюсти», музыка является широко используемым стимулом, который вызывает различные эмоциональные реакции. Вообще, музыка в мажоре отражает счастье, в то время как музыка в миноре – печаль. Голос тоже отражает эти тональности. Интересно, что некоторые эмоциональные тона в музыке являются межкультурными.
37. Изучение людей с амнезией позволило установить, что эмоции связаны с памятью пережитых воспоминаний, создавших их. Исследователи отмечают, это имеет большое значение для тех, кто страдает болезнью Альцгеймера.
38. Используя свой сайт WeFeelFine.org, учёные из Стэнфордского университета проанализировали около 13 миллионов эмоций, которые были записаны в разных роликах Интернета с 2005 года. Они обнаружили, пожилые люди, как правило, счастливее молодых, но их счастье обусловлено разными причинами. Молодые люди счастливы, когда они взволнованы, пожилые люди счастливее, когда они находятся в покое. Кроме того, женщины, как правило, чувствуют себя более любимыми, чем мужчины, но и вину чувствуют в большей степени. Мужчины часто чувствуют себя счастливее, но более одинокими. Исследователи также обнаружили, что самое счастливое время дня – обеденное.
39. При помощи мимики лица человек может выражать более 10 000 эмоций.
40. Ученые утверждают, что у человека всегда есть какие-то эмоции, но они слишком незначительны, чтобы быть замеченными или повлиять на то, что мы делаем.
Сложно утверждать, что осталось хоть что-то неизвестное о тех чувствах, которые наполняют собой каждый наш день, наши сны и мечты. Однако эта статья может удивить. Вашему вниманию — 20 интересных фактов об эмоциях человека.
Факт № 1.
Эмоции работают незаметно для человека: они запускают когнитивные процессы (распознавание и аргументацию), физические ощущения, влияют на поведение.
Факт № 2.
Эмоции — самый сильный мотиватор. Именно они управляют нашим желанием выжить, размножаться, общаться и вести себя в соответствии с моральными устоями.
Факт № 3.
Мужчины испытывают те же самые эмоции, что и женщины. Просто с детства представителей разных полов учат выражать чувства по-разному.
Факт № 4.
Существует более сотни эмоций. И это только те, о которых мы точно знаем.
Факт № 5.
Семь базовых эмоций — это злость, грусть, страх, удивление, отвращение, восторг и счастье.
Факт № 6.
Счастье — самая противоречивая эмоция. Почему? Потому что она может означать многое: радость, умиление, эйфорию…
Факт № 7.
Для того чтобы выразить полный спектр эмоций, природа наградила человека 43 мускулами, отвечающими за мимику.
Факт № 8.
Эмоции могут длиться от доли секунды до нескольких минут. Отрицательные эмоции люди испытывают дольше, чем положительные.
Факт № 9.
Настроение — нечто более длительное, чем эмоция. Люди могут пребывать в нём от нескольких минут до нескольких дней. Кроме того, оно влияет на то, как именно человек испытывает эмоции. Например, если вы не в духе, гнев заставит вашу кровь кипеть намного сильнее, чем обычно.
Факт № 10.
В русском языке есть выражение «кишками чувствую». Неспроста. Эмоции оказывают влияние на вегетативную нервную систему, которая контролирует базовые функции тела, например пищеварение, кровообращение, дыхание и сексуальное желание.
Факт № 11.
Эмоции универсальны. Выражения лиц жителей России и Зимбабве не отличаются при условии, что люди испытывают одинаковые эмоции. А вот триггеры чувств, конечно, разные.
Факт № 12.
Любовь — это не эмоция. Это состояние, в течение которого человек может испытывать множество чувств: радость, грусть, тоску, злость и так далее.
Факт № 13.
Люди способны культивировать и менять собственные эмоции. За это нужно сказать спасибо префронтальной коре головного мозга. Человек может забыть об эмоции, интерпретировать её по-своему или даже изменить её значение для себя, а значит — и реакцию на чувство.
Факт № 14.
Самосознание — это ключ ко всему. Чем раньше вы опознаете эмоцию, тем больше способов разобраться с ней у вас будет. Чтобы понять, как работает сознание, можно попробовать обратиться к медитации.
Факт № 15.
Если долго имитировать ту или иную эмоцию, например отвращение или злость, человека охватят эти чувства по-настоящему.
Факт № 16.
Эмоциональный интеллект важнее ума. По статистике, финансовое благополучие людей на 85% зависит от ннаших лидерских качеств, способности общаться и вести переговоры. И только на 15% — от эрудиции.
Факт № 17.
Размышления насчёт справедливости, обязательств, силы, доброты и взаимопомощи выражаются в таких эмоциях, как сострадание, благодарность, смущение и трепет. Эти чувства развивались в человеке на протяжении тысяч лет. Так что мораль буквально воплощается в самом человеке.
Факт № 18.
Только 1% людей способны полностью скрывать эмоции от других.
Факт № 19.
10% людей не знают, как именно они себя чувствуют. Это называется алекситимией. Из-за такой дисфункции человек не способен описать свои эмоции словами, отличить одно чувство от другого и понять настроение окружающих.
Факт № 20.
Люди, которые увлекаются инъекциями ботокса, всё равно могут испытывать эмоции. Этот убийца морщинок парализует некоторые мышцы лица, а потому иногда кажется, что человек перед тобой не чувствует вообще ничего. Но это неправда. А вот алекситимия у человека с ботоксом — это катастрофа.
Я включил в эту книгу всё, что узнал об эмоциях за последние сорок лет и что, по моему убеждению, может помочь человеку улучшить его эмоциональную жизнь. Большая часть написанного мной – но не всё – подкрепляется результатами исследований других ученых, занимающихся изучением эмоций. Особая цель моих собственных исследований состояла в выработке профессионального умения читать и измерять проявления эмоций на лице. Обладая таким умением, я смог бы различать на лицах незнакомцев, друзей и членов семьи те нюансы, которые не замечают большинство людей, и благодаря этому я бы узнавал о них намного больше и вдобавок имел бы время для проверки своих идей с помощью экспериментов. Когда то, что я пишу, основывается на моих собственных наблюдениях, я подчеркиваю этот факт такими словами, как «по моим наблюдениям», «я уверен», «мне кажется…» А когда то, что я пишу, основывается на результатах научных экспериментов, я даю ссылку на конкретных источник, подкрепляющий мои слова.
Значительная часть того, что написано в этой книге, появилось под влиянием результатов моих межкультурных исследований выражений лица. Они навсегда изменили мой взгляд на психологию в целом и на эмоции в частности. Эти результаты, полученные в таких разных странах, как Папуа–Новая Гвинея, США, Япония, Бразилия, Аргентина, Индонезия и бывший Советский Союз, способствовали генерированию моих собственных идей о природе эмоций.
В ходе моих первых научных исследований, проведенных в конце 1950–х гг., я не проявлял вообще никакого интереса к выражениям лица. Все мое внимание было приковано к движениям рук. Мой метод классификации жестов позволял различать невротически и психотически депрессивных пациентов и оценивать, насколько улучшилось их состояние после лечения. В начале 1960–х гг. ещё даже не было метода для непосредственного точного измерения сложных, часто очень быстрых движений лица, которые демонстрировали депрессивные пациенты. Я не имел представления о том, с чего начать, и не предпринял никаких реальных действий в этом направлении. Четверть века спустя, когда я разработал метод измерения движений лица, я вернулся к кинопленкам, на которых были сняты эти пациенты, и сумел сделать важные открытия, описанные в разделе 5.
Я не думаю, что в 1965 г. я перевел бы фокус моих исследований на изучение выражений лица и эмоций, если бы не два благоприятных события. Во–первых, Агентство передовых исследовательских проектов (АРМА) при министерстве обороны США выделило мне грант на исследование невербального поведения в разных культурах. Я не претендовал на получение этого гранта, но в результате разразившегося скандала главный исследовательский проект APRA (фактически служивший прикрытием для поддержки повстанцев в одной из южных стран) был прикрыт и выделенные на него деньги необходимо было потратить где–нибудь за рубежом на проведение исследований, неспособных вызвать никаких подозрений. По счастливому стечению обстоятельств я оказался в нужный момент в кабинете того человека, который должен был потратить эти деньги. Он был женат на уроженке Таиланда и находился под впечатлением от того, насколько отличались ее невербальные коммуникации от тех, которые были привычны ему. По этой причине он хотел, чтобы я выяснил, что в таких коммуникациях является универсальным, а что характерным только для конкретных культур. Поначалу эта перспектива меня не обрадовала, но я решил не отступать и доказать свою способность справиться и с этой задачей.
Я приступил к работе над проектом в полной уверенности в том, что выражения лица и жесты являются результатом социального научения и меняются от культуры к культуре, и так же считали те специалисты, к которым я первоначально обратился за консультацией: Маргарет Мид, Грегори Бейтсон, Эдвард Холл, Рэй Бердвистел и Чарльз Осгуд. Я вспомнил, что Чарльз Дарвин придерживался противоположного мнения, но был настолько уверен в его неправоте, что не дал себе труда прочитать его книгу, посвященную этому вопросу.
Во–вторых, большой удачей оказалась моя встреча с Сильваном Томкинсом. Он только что написал две книги об эмоциях, в которых утверждал, что выражения лица являются врожденными и универсальными для нашего биологического вида, но не имел доказательств в поддержку своих утверждений. Я не думаю, что когда–нибудь прочитал бы его книги или встретился с ним самим, если бы мы оба одновременно не представили в один и тот же научный журнал наши собственные статьи: он - об исследовании лица, а я - об исследовании движений тела.
На меня произвели огромное впечатление глубина и широта мышления Сильвана, но я считал, что он, подобно Дарвину, придерживался ошибочного представления о врожденности, а значит, и универсальности выражений лица. Я был рад тому, что в спор вступил еще один участник и что теперь не только Дарвин, написавший свою работу сто лет тому назад, оппонировал Мид, Бэйтсону, Бердвистелу и Холлу. Дело принимало новый оборот. Возник реальный научный спор между знаменитыми учеными, и я, едва перешагнувший тридцатилетний рубеж, получил возможность, подкрепленную реальным финансированием, попытаться разрешить его раз и навсегда, дав ответ на следующий вопрос: являются ли выражения лица универсальными или же они, подобно языкам, специфичны для каждой конкретной культуры? Перед такой перспективой нельзя было устоять! Меня не волновало, кто окажется прав, хотя я не думал, что прав будет Сильван.
В ходе моего первого исследования я показывал фотографии людям из пяти стран (культур) - Чили, Аргентины, Бразилии, Японии и США - и просил их оценить, какие эмоции отображались каждым выражением лица. Большинство людей в каждой культуре соглашались с тем, что выражения эмоций действительно могут быть универсальными. Кэррол Изард, еще один психолог, которого консультировал Сильван и который работал в других культурах, провел практически тот же эксперимент и получил те же самые результаты. Томкинс ничего не сказал мне об Изарде, а Изарду - обо мне. Сначала мы оба были недовольны тем, что практически одно и то же исследование одновременно выполняли два разных ученых, но для науки было особенно ценно, что два независимых исследователя пришли к одному и тому же выводу. По–видимому, Дарвин был прав.
Но как мы смогли установить, что люди из многих разных культур соглашались по поводу того, какая эмоция показывалась им на снимке, в то время как большое число умных людей придерживались совершенно противоположного мнения? Это были не просто путешественники, утверждавшие, что выражения лиц японцев, или китайцев, или представителей иных культур имеют разные значения. Бердвистел, уважаемый антрополог, специализировавшийся на изучении выражений лица и жестов (протеже Маргарет Мид), писал, что он отверг идеи Дарвина, когда обнаружил, что во многих культурах люди улыбаются, даже чувствуя себя несчастными. Утверждение Бердвистела соответствовало точке зрения, доминировавшей в антропологии культур и по большей части в психологии в целом, согласно которой все имеющее социальную важность должно быть продуктом научения и, таким образом, изменяться от культуры к культуре.
Я примирил наши выводы об универсальности выражений эмоций с утверждениями Бердвистела о различии этих выражений в разных культурах с помощью идеи о правилах отображения
. Эти правила, усваиваемые в результате социального научения и часто изменяющиеся от культуры к культуре, определяют, как следует управлять выражениями лица и кто, когда и кому может показывать свою ту или иную эмоцию. Именно благодаря этим правилам на большинстве публичных спортивных соревнований проигравший не показывает на лице печали или разочарования, которые он в действительности испытывает. Правила отображения воплощаются в типичном приказании родителей: «Убери эту самодовольную улыбку с лица». Такие правила могут требовать, чтобы мы ослабляли, усиливали, полностью скрывали или маскировали выражение той эмоции, которую мы в действительности испытываем.
Я проверил эту формулировку в ряде исследований, которые показали, что японцы и американцы имели одинаковые выражения лица, когда они в одиночку
смотрели фильмы о хирургических операциях и катастрофах, но когда они смотрели те же фильмы в присутствии исследователя, то японцы в большей степени, чем американцы, маскировали выражение негативных эмоций на лице с помощью улыбки. Таким образом, наедине с собой человек показывает врожденные выражения эмоций, а на людях - управляемые выражения. Так как антропологи и большинство путешественников наблюдали именно публичное поведение, то я имел собственные объяснения и доказательства его использования. Напротив, символические жесты, такие как утвердительные или отрицательные покачивания головой или поднятый в знак одобрения большой палец сжатой в кулак руки, безусловно, являются специфическими для данной культуры. В этом Бердвистел, Мид и большинство других исследователей поведения человека были, безусловно, правы, хотя они и заблуждались в отношении выражения эмоций на лице.
Но здесь имелась одна лазейка, и если ее смог увидеть я, то смогли бы увидеть и Мид с Бердвистелом, которые, как мне было известно, искали любой способ поставить под сомнение мои результаты. Все люди, которых приходилось обследовать мне (и Изарду), могли усвоить западную манеру выражения эмоций на лице благодаря виденным им на кино–и телеэкране фильмам с участием Чарли Чаплина и Джона Уэйна. Научение через масс–медиа или контакты с представителями других культур могло объяснить, почему люди из разных культур одинаково оценивали эмоции на показываемых им фотографиях. Мне нужна была визуально изолированная от остального мира культура, представители которой никогда бы не видели ни кинофильмов, ни телепередач, ни журналов, а по возможности, и вообще никаких людей из другого общества. Если бы они оценивали выражения эмоций на показываемых им фотографиях точно так же, как жители Чили, Аргентины, Бразилии, Японии и США, то я бы оказался на коне.
Человеком, познакомившим меня с культурой каменного века, был невропатолог Карлтон Гайдусек, проработавший более десяти лет в самых глухих уголках Новой Гвинеи. Он пытался найти причину странной болезни под названием куру
, которая уничтожила около половины представителей одного из таких малочисленных народов. Люди верили, что эта болезнь была наслана на них злым волшебником. К тому моменту, когда я впервые приехал на остров, Гайдусек уже выяснил, что причиной болезни был вирус замедленного действия с длительным инкубационным периодом. У местных жителей симптомы болезни, вызванной этим вирусом, начинали проявляться спустя несколько лет после заражения (подобным образом действует вирус, вызывающий СПИД). Но Гайдусек еще не знал, каким образом передается этот вирус. (Оказалось, что вирус передавался вследствие привычки к каннибализму. Эти люди не съедали своих врагов, которые погибали в сражении и, как предполагалось, были здоровыми и сильными. Они съедали только своих друзей, умерших от какой–нибудь болезни, в частности от куру. Они ели мясо сырым, и поэтому болезнь распространялась очень быстро. Через несколько лет за открытие медленных вирусов Гайдусек был удостоен Нобелевской премии.)
К счастью, Гайдусек понимал, что культуры каменного века вскоре полностью исчезнут, и поэтому израсходовал более сотни тысяч футов пленки на съемки нескольких фильмов о повседневной жизни представителей двух вымирающих культур. Сам он ни разу не видел своих фильмов: ведь для просмотра всех отснятых им кинопленок потребовалось бы почти шесть недель. Таким было положение дел, когда на сцене появился я.
Обрадованный тем, что хотя бы у кого–то возник научный интерес к его фильмам, Гайдусек предоставил в мое распоряжение отснятые им кинопленки, и мы с моим коллегой Уолли Фризеном потратили на их тщательное изучение целых полгода. Фильмы содержали два очень убедительных доказательства универсальности выражения эмоций на лице. Прежде всего нам ни разу не пришлось увидеть незнакомых выражений. Если бы выражения лица усваивались исключительно посредством научения, то тогда эти полностью изолированные от остального мира люди демонстрировали бы новые выражения, которых мы никогда не видели прежде. Но таких выражений мы не увидели.
Однако по–прежнему сохранялась возможность того, что эти знакомые нам выражения лица сигнализируют о совсем других эмоциях. Но, хотя из фильмов не всегда было понятно, что происходило с человеком до и после того, как у него на лице появлялось какое–то выражение, опрошенные нами местные жители подтвердили правильность наших интерпретаций. Если бы выражения лица сигнализировали о разных эмоциях в разных культурах, то тогда постороннему человеку, абсолютно незнакомому с данной культурой, было бы невозможно правильно интерпретировать увиденные им выражения.
Я пытался думать о том, как Бердвистел и Мид стали бы оспаривать это утверждение. Я представил себе, как они заявляют: «Совершенно не важно, что вы не увидели новых выражений; просто те, которые вы видели, имеют в действительности другой смысл. Вы правильно их отгадали потому, что получили подсказку из социального контекста, в котором они возникли. Вы никогда не видели выражение, которое было бы изолировано от того, что происходило прежде, после или в тот же самый момент. Но если бы вы его увидели, то не смогли бы определить, что оно означает». Чтобы закрыть эту лазейку, я пригласил Сильвана, проживавшего на Восточном побережье, провести неделю в моей лаборатории.
До его приезда мы отредактировали фильмы таким образом, чтобы он мог видеть только сами выражения, вычлененные из их социального контекста, т. е. фактически только лица, снятые крупным планом. Но Сильван не испытал никаких проблем. Каждая из его интерпретаций хорошо соответствовала социальному контексту, которого он не видел. Более того, он в точности знал, как он получал информацию.
Мы с Уолли могли лишь почувствовать, что за эмоциональное сообщение передавалось каждым выражением, но наши оценки носили интуитивный характер; как правило, мы не могли в точности сказать, какое послание направляло лицо, если только на лице не появлялась улыбка. Сильван же уверенно подходил к экрану и точно указывал, какие конкретные движения мышц лица сигнализировали о выражении данной эмоции.
Мы также захотели узнать его общее впечатление об этих двух культурах. Он заявил, что одна группа выглядела вполне дружелюбно. Члены второй группы были по характеру вспыльчивыми, очень подозрительными и имели гомосексуальные наклонности. Такими словами он описал представителей племени анга
. Его оценки хорошо соответствовали тому, что нам рассказывал Гайдусек, работавший с этими людьми. Они периодически атаковали австралийских официальных лиц, пытавшихся основать поблизости государственную овцеводческую ферму. Это племя, по словам его соседей, отличалось крайней подозрительностью. А его мужская половина до вступления в брак имела только гомосексуальные связи. Через несколько лет этнологу Ирениусу Эйбл–Эйбесфельдту, попытавшемуся работать с этим племенем, пришлось в буквальном смысле спасать свою жизнь бегством.
После этой встречи я решил посвятить себя изучению выражений лица. Я должен был отправиться в Новую Гвинею и попытаться найти факты, подтверждающие то, что я считал верным: что по крайней мере некоторые выражения эмоций на лице являются универсальными. И я должен был разработать беспристрастный метод измерения изменений лица, чтобы любой другой ученый мог объективно узнать по движениям лица все то, что Сильван узнавал благодаря своей проницательности.
В конце 1967 г. я отправился на юго–восточное плоскогорье острова Новая Гвинея для обследования туземцев племени форе, которые жили в маленьких деревеньках, расположенных на высоте семи тысяч футов над уровнем моря. Я не знал языка форе, но с помощью нескольких местных юношей, учивших язык пиджин
в миссионерской школе, я мог обеспечить перевод слов с английского на пиджин и далее на форе, а также обратный перевод. Я привез с собой фотографии разных выражений лица, большую часть которых дал мне Сильван для проведения исследований среди грамотных людей. (Ниже приведены три таких снимка.) Я также взял несколько фотографий людей из племени форе, отобранных с кинопленок, полагая, что эти люди будут иметь трудности с интерпретацией выражений лица европейцев. Я даже опасался, что они вообще окажутся не в состоянии понять смысл фотографий, поскольку прежде им не приходилось видеть ничего подобного. Ранее некоторые антропологи утверждали, что людей, которые никогда не видели фотографий, нужно учить тому, как интерпретировать эти изображения. Однако у людей из племени форе не было таких проблем; они сразу же поняли, что такое фотографии, и, по–видимому, для них не имело большого значения, какой национальности был сфотографированный человек – американцем, или из племени форе.
Трудность заключалась в том, чтобы правильно попросить их сделать то, что мне было нужно.
Они не имели своей письменности, и поэтому я не мог попросить их выбрать из списка то слово, которое бы описывало показанную эмоцию. Если бы мне нужно было зачитывать им список названий разных эмоций, то мне бы пришлось беспокоиться о том, чтобы они запомнили весь этот список, и о том, чтобы порядок зачитываемых слов не влиял на их выбор. По этим причинам я просто просил их придумать историю о каждом выражении лица. «Скажи мне, что происходит сейчас, из–за какого события в прошлом у человека возникло такое выражение и что должно произойти в ближайшем будущем. Процедура оказалась подобной медленному выдергиванию зубов. Я точно не знаю, было ли это обусловлено необходимостью работы через переводчика или полным отсутствием у них понимания того, что я хотел от них услышать или почему я хотел заставить это делать. Возможно также, что выдумывание историй о незнакомых людях не входило в число умений, которыми обладали представители племени форе.
Я действительно получил какие–то истории, но это стоило мне огромных затрат времени. После каждой такой встречи и я, и мои собеседники чувствовали себя обессиленными. Тем не менее я не испытывал недостатка в добровольцах, хотя народная молва сообщала о том, что выполнить задание, которое я даю, очень непросто. Однако имелся мощный стимул, заставлявший людей соглашаться разглядывать чужие фотографии: каждому, кто соглашался мне помочь, я давал кусок мыла или пачку сигарет. Эти люди не производили мыла, поэтому оно представляло для них большую ценность. Они выращивали табак, которыми набивали свои трубки, но курить мои сигареты, по–видимому, им нравилось больше.
Большинство их историй соответствовали той эмоции, которая, как предполагалось, отображалась на каждой фотографии. Например, глядя на снимок, показывающий то, что грамотные люди называют печалью, жители Новой Гвинеи чаще всего говорили, что у человека, показанного на фотографии, умер ребенок. Но процедура «вытягивания» историй была очень трудоемкой, а доказательство того, что разные истории соответствуют какой–то одной эмоции, представлялось трудной задачей. Я понимал, что должен действовать как–то по–другому, но не знал как.
Я также фотографировал спонтанные выражения лица и имел возможность фиксировать на пленке радостные взгляды людей, которым на дороге встречались их друзья из соседней деревни. Я специально создавал ситуации, способные вызвать нужные эмоции. Я записал на магнитофон игру двух мужчин на местных музыкальных инструментах и затем фотографировал их удивленные и радостные лица в то время, когда они впервые в жизни слушали свою музыку и свои голоса, записанные на магнитную ленту. Однажды я даже понарошку напал с резиновым ножом на местного мальчика, а скрытая камера снимала в это время его реакцию и реакцию его друзей. Все решили, что это была хорошая шутка. (Я благоразумно не стал изображать такое «нападение» на кого–то из взрослых мужчин.) Такие кинокадры не могли использоваться мной в качестве доказательств, так как те, кто полагал, что выражения эмоций на лице должны быть разными в разных культурах, всегда могли заявить, что я выбрал только те немногие случаи, когда на лицах людей появлялись универсальные выражения.
Я уехал из Новой Гвинеи через несколько месяцев - такое решение далось мне без труда, так как я жаждал привычного мне человеческого общения, которое было невозможно для меня в обществе этих людей, и привычной мне пищи, так как сначала я ошибочно решил, что вполне смогу обойтись блюдами местной кухни. Нечто, напоминающее какие–то части спаржи, которые мы обычно выбрасываем в мусорное ведро, надоели нам до последней степени. Это была авантюра, одна из самых увлекательных в моей жизни, но я по–прежнему беспокоился о том, что не смог собрать неопровержимых доказательств своей правоты. Я знал, что эта культура недолго будет оставаться в изоляции и что других культур, подобных этой, в мире осталось очень немного.
По возвращении домой я познакомился с методом исследований, который психолог Джон Дешил (John Dashiel) использовал в 1930–х гг. для изучения того, насколько хорошо маленькие дети могут интерпретировать выражения лица. Дети были слишком маленькими, чтобы читать, поэтому он не мог давать им список слов, из которого они могли бы делать выбор. Вместо того чтобы просить их придумать историю - как поступал я в Новой Гвинее, Дешил сам рассказывал им истории и показывал набор картинок. Все, что от них требовалось, это выбрать картинку, соответствующую рассказанной истории. Я понял, что этот метод подойдет и мне. Я просмотрел истории, рассказанные мне жителями Новой Гвинеи, чтобы выбрать те, которые чаще всего использовались при объяснении каждого случая выражения эмоций. Все они были довольно простыми: «К нему пришли друзья, и он этому очень рад; он разгневан и готов драться; его ребенок умер, и он испытывает глубокую печаль; он смотрит на что–то такое, что ему очень не нравится, или он видит то, что очень плохо пахнет; он видит что–то новое и неожиданное».
Возникла проблема с наиболее часто рассказываемой историей для чувства страха - об опасности, исходящей от дикой свиньи. Я вынужден был изменить ее, чтобы снизить вероятность ее применения к эмоциям удивления или гнева. Она стала выглядеть следующим образом: «Он сидит дома совсем один, и в деревне тоже никого нет. Дома нет ни ножа, ни топора, ни лука со стрелами. Дикая свинья останавливается перед дверью дома, и он смотрит на нее и испытывает страх. Свинья стоит перед дверью несколько минут, а он смотрит на нее с испугом; свинья не отходит от двери, а он боится, что свинья нападет на него».
Я сделал набор из трех фотографий, которые должны были показываться при прочтении одной из историй (пример приводится ниже). От испытуемого требовалось только указать на одну из фотографий. Я подготовил много наборов фотографий, так как не хотел, чтобы какая–то из них появлялась больше одного раза и человек мог делать выбор методом исключения: «О, эту я уже видел, когда слушал рассказ об умершем ребенке, а эту - когда мне рассказывали о готовности напасть на обидчика; значит, эта фотография имеет отношение к дикой свинье».
Я вернулся в Новую Гвинею в конце 1968 г. со своими историями и фотографиями и с несколькими моими коллегами, которые должны были помогать мне собирать данные. (На это раз я взял с собой большой запас консервов.) Весть о нашем возвращении быстро разнеслась по острову, так как, кроме Гайдусека и его оператора Ричарда Соренсона (оказавшего мне большую помощь в мой первый приезд), очень немногие иностранцы, посетившие Новую Гвинею один раз, приезжали туда снова. Сначала мы сами проехали по нескольким деревням, но после того, как стало известно, что на этот раз мы просим выполнить очень легкое задание, к нам стали приходить жители самых удаленных уголков острова. Им нравилось наше новое задание и возможность получить кусок мыла или пачку сигарет.
Я специально позаботился о том, чтобы никто из нашей группы не мог делать непреднамеренных подсказок нашим испытуемым о том, какой эмоции соответствует та или иная фотография. Наборы фотографий были наклеены на прозрачные пластиковые страницы, при этом числовой код, написанный на обороте каждого снимка, мог быть виден только с обратной стороны страницы. Мы старались сделать так, чтобы невозможно было узнать, какой код соответствовал каждому выражению. Поэтому страница поворачивалась к испытуемому таким образом, чтобы человек, записывающий ответы, не мог видеть лицевую сторону страницы. Зачитывалась история, и испытуемый указывал на соответствующую фотографию, а один из нас записывал код снимка, выбранного испытуемым.
В течение всего нескольких недель мы обследовали более трехсот человек, т. е. около 3% всех представителей этой культуры, и полученных данных было вполне достаточно для проведения статистического анализа. Полученные результаты не вызывали сомнений для эмоций радости, гнева, отвращения и печали. Страх и удивление оказались практически неразличимы: когда люди слышали страшную историю, они с равной вероятностью выбирали выражение страха и выражение удивления, и то же самое наблюдалось, когда они слышали удивительную историю. Но страх и удивление дифференцировались от гнева, отвращения, печали и радости. До сих пор я не знаю, почему эти люди не различали страх и удивление. Возможно, проблема заключалась в наших историях, а возможно, эти две эмоции настолько тесно переплетались в жизни этих людей, что стали практически неразличимы, В культурах с преобладанием грамотного населения люди четко отличают страх от удивления.
Все наши испытуемые, за исключением двадцати трех, никогда не видели кинофильмов, телепередач или фотографий, не разговаривали на английском или на пиджин
и не понимали этих языков, никогда не бывали в населенных пунктах на западе острова или главном городе их провинции и никогда не работали на европейцев. Двадцать три человека, составлявших исключение, видели кинофильмы, говорили по–английски и больше года учились в миссионерской школе. Результаты исследования не выявили никаких различий между большинством испытуемых, имевшим мало контактов с внешним миром, и теми немногими, кто эти контакты имел, а также между мужчинами и женщинами.
Мы провели еще один эксперимент, который оказался для испытуемых не таким простым. Один из людей, говоривших на пиджин, читал слушателям какую–то историю, а затем просил их показать, как бы выглядело их лицо, если бы эта история приключилась с ними. Я снимал на видео, как эти люди, ни один из которых не участвовал в первом эксперименте, придавали своим лицам требуемые выражения. Позднее эти неотредактированные видеозаписи были показаны студентам колледжа в США. Если бы выражения эмоций менялись от культуры к культуре, то тогда эти студенты не могли бы правильно их интерпретировать. Но американцам удалось идентифицировать все эмоции, кроме страха и удивления, - они путали их точно так же, как и жители Новой Гвинеи. Ниже приводятся четыре примера того, как выражают свои эмоции гвинейцы.
Я обнародовал результаты наших исследований на ежегодной национальной конференции антропологов в 1969 г. Для многих наши результаты оказались неприятным сюрпризом. Эти ученые были твердо убеждены в том, что поведение человека целиком определяется его воспитанием, а не врожденными качествами; отсюда следовало, что, несмотря на мои доказательства, выражения эмоций должны быть разными в разных культурах. Факт обнаружения культурных различий в управлении
выражениями лица в моем эксперименте с японскими и американскими студентами был признан недостаточно убедительным.
Лучший способ рассеять сомнения оппонентов заключался в том, чтобы полностью повторить все исследования в другой примитивной изолированной культуре. В идеале, повторить исследования должен был кто–то другой - кто хотел бы доказать мою неправоту. Если бы такой человек обнаружил бы то же самое, что обнаружил я, то это бы очень укрепило мои позиции. Благодаря другому счастливому стечению обстоятельств эту задачу блестяще выполнил антрополог Карл Хайдер.
Хайдер недавно вернулся из Индонезии, точнее из той части страны, которая называется теперь Западным Арианом. Там он в течение нескольких лет занимался изучением другой изолированной группы туземцев из племени дани
. Хайдер сказал мне, что в моих исследованиях что–то не так, потому что люди племени дани даже не имеют слов для обозначения эмоций. Я познакомил его со всеми материалами моих исследований и предложил повторить мои эксперименты при следующем посещении этого племени. Его результаты в точности совпали с моими - даже в отношении неспособности четко различать удивление и страх.
Тем не менее даже сегодня не все антропологи убеждены в правильности моих выводов. Несколько известных мне психологов, занимающихся главным образом вопросами языка, указывают на то, что наши исследования среди грамотных людей, во время которых мы просили респондентов называть эмоцию, соответствующую конкретному выражению лица, не подтверждают принцип универсальности, так как слова, определяющие каждую эмоцию, не имеют идеального перевода на другие языки. То, как эмоции отображаются в языке, является, разумеется, продуктом культуры, а не эволюции. Но результаты обследования более чем двадцати грамотных культур Запада и Востока говорят о том, что мнение большинства представителей культуры о том, какая эмоция проявляется в данном выражении лица, оказывается одинаковым. Несмотря на проблему перевода, у нас никогда не возникало ситуации, в которой большинство людей в двух культурах приписывало бы разные эмоции одному и тому же выражению лица. Никогда! И разумеется, наши выводы опирались не только на те исследования, в ходе которых люди должны были описать фотографию каким–то одним словом. В Новой Гвинее мы использовали истории для описания события, вызвавшего эмоцию. Мы также просили их изображать эмоции. А в Японии мы фактически измеряли движения самого лица, показывая таким образом, что когда люди находятся в одиночестве, то при просмотре неприятного фильма у них работают одни и те же мышцы лица, кем бы эти люди ни были - японцами или американцами.
Другой критик с пренебрежением говорил о наших исследованиях в Новой Гвинее на том основании, что мы использовали не конкретные слова, а истории, описывающие социальные ситуации. Он утверждал, что эмоции - это слова, хотя в действительности это не так. Слова являются лишь обозначениями эмоций, а не эмоциями как таковыми. Эмоция - это процесс, особый тип автоматической оценки, несущей на себе отпечаток нашего эволюционного и индивидуального прошлого; в ходе этой оценки мы ощущаем, что происходит что–то важное для нашего благополучия и совокупность физиологических изменений и эмоциональных реакций вступает во взаимодействие с текущей ситуацией. Слова - это лишь один из способов отображения эмоций, и мы действительно используем их, когда испытываем эмоциональное возбуждение, но мы не можем сводить эмоции только к словам.
Никто не знает наверняка, какое сообщение мы автоматически принимаем, когда видим чье–то выражение лица. Я подозреваю, что такие слова, как «гнев» или «страх», не относятся к числу обычно передаваемых нами сообщений, когда мы оказываемся в соответствующей ситуации. Мы используем эти слова, когда говорим об эмоциях. Гораздо чаще сообщение, которое мы получаем, очень напоминает то, которое мы получали благодаря нашим историям, - не абстрактное слово, а определенное ощущение того, что человек собирается делать в следующий момент, или того, что заставило человека испытывать какую–то эмоцию.
Еще один совершенно другой тип доказательств также поддерживает утверждение Дарвина о том, что выражения эмоций на лице универсальны и являются результатом нашей эволюции. Если выражения не нужно усваивать, то тогда те, кто рождаются слепыми, должны демонстрировать те же выражения эмоций, как и те, кто родились зрячими. Многие исследования на эту тему были проведены за последние шестьдесят лет, и их результаты неизменно подтверждали это предположение, особенно в отношении спонтанных выражений лица.
Результаты наших кросскультурных исследований стимулировали поиск ответов на множество других вопросов о выражениях эмоций: сколько выражений могут придавать своему лицу люди? Предоставляют выражения лица достоверную или же вводящую в заблуждение информацию? Могут ли люди «лгать лицом», подобно тому, как они лгут словами? Нам предстояло так много сделать и так много узнать. Теперь же мы имеем ответы на все эти вопросы, как и на многие другие.
Я выяснил, сколько выражений может принимать наше лицо: оказалось, что более десяти тысяч, и я определил те из них, которые имеют наиболее важное значение для наших эмоций. Более двадцати лет тому назад мы с Уолли Фризеном составили первый атлас человеческого лица, который состоял из словесных описаний, фотографий и последовательностей кинокадров и давал возможность измерять движения лица в анатомических терминах. Работая над этим атласом, я научился тому, как выполнять любые мышечные движения на моем собственном лице. Иногда для проверки того, что выполняемое мной движение было вызвано сокращением конкретной мышцы, я протыкал кожу лица иглой, чтобы обеспечить электростимуляцию и сокращение мышцы, создающей нужное выражение. В 1978 г. описание нашей методики измерения движений лица - FACS
(Facial Action Coding System
) «Система кодирования движений лица» - было выпущено отдельной книгой. С тех пор этот инструмент широко используется сотнями ученых из разных стран для измерения движений лица, а специалисты по компьютерам активно работают над тем, как автоматизировать и ускорить такие измерения.
За прошедшие годы я использовал FACS для изучения тысяч фотографий и многих тысяч выражений лиц, заснятых на кино–и видеопленку, и измерял каждое мышечное движение для каждого выражения эмоции. Я стремился узнать об эмоциях как можно больше, измеряя выражения лиц пациентов психиатрических клиник и людей с сердечно–сосудистыми заболеваниями. Я изучал также нормальных людей, которые показывались в выпусках новостей CNN или были участниками моих лабораторных экспериментов по провоцированию эмоций.
За последние двадцать лет я сотрудничал с другими учеными для выяснения того, что происходит в нашем теле и нашем мозге, когда выражение какой–то эмоции появляется на нашем лице. Подобно тому, как имеются разные выражения для гнева, страха, отвращения и печали, имеются и разные профили физиологических изменений в органах нашего тела, генерирующие для каждой эмоции свои уникальные ощущения. Наука только сейчас начинает определять модели работы головного мозга, лежащие в основе проявления каждой эмоции.
Используя FACS, мы научились выявлять на лице признаки, указывающие на то, что человек лжет. То, что я назвал микровыражениями
, т.е. очень быстрые движения лица, продолжающиеся менее 1/5 секунды, являются важными источниками утечки информации, позволяющей узнать, какую эмоцию человек пытается скрыть. Неискренние выражения лица могут разоблачать себя разными способами: обычно они слегка асимметричны и их появление и исчезновение с лица происходит чересчур резко. Мои исследования по выявлению признаков лжи стали причиной моего сотрудничества с судьями, адвокатами и полицейскими, а также с ФБР, ЦРУ и с другими подобными организациями из дружественных нам стран. Я учил всех этих людей тому, как можно точнее определить, говорит ли человек правду или лжет. Эта работа помогла мне получить возможность изучить выражения лиц и эмоции шпионов, убийц, растратчиков, зарубежных национальных лидеров и многих других людей, с которыми профессор психологии обычно никогда не встречается лично.
Когда я написал уже больше половины этой книги, мне была предоставлена возможность провести пять дней в обществе его святейшества Далай–Ламы, чтобы обсудить с ним проблему деструктивных эмоций. В наших беседах принимали участие еще шесть человек - ученые и философы, которые также излагали свои воззрения. Знакомство с их воззрениями и участие в дискуссии позволило мне познакомиться с новыми идеями, которые я отразил в этой книге. Тогда же я впервые узнал о взглядах на эмоции тибетских буддистов, и эти взгляды оказались совсем не похожими на те, которые выработались у нас на Западе. Я с удивлением обнаружил, что идеи, изложенные мной в разделах 2 и 3, оказались совместимыми с воззрениями буддистов, а взгляды буддистов предполагали расширение и уточнение моих идей, что и заставило меня существенно изменить эти разделы. Я узнал от его святейшества Далай–Ламы о многих разных уровнях познания, от эмпирического до интеллектуального, и поверил в то, что моя книга существенно выиграет от полученных мной знаний. Эта книга не о буддистских взглядах на эмоции, но я действительно время от времени указываю на имеющиеся совпадения наших взглядов и на те моменты, когда благодаря этим совпадениям у меня возникли оригинальные идеи.
Одна из новых областей исследований, представляющих особый интерес для ученых, связана с изучением механизмов возникновения эмоций. Многое из того, о чем я здесь писал, основывается на результатах таких исследований, но мы еще не столько знаем о нашем мозге, чтобы ответить на многие из вопросов, обсуждавшихся в этой книге. Мы действительно много знаем об эмоциональном поведении - вполне достаточно, чтобы ответить на самые главные вопросы о роли эмоций в нашей повседневной жизни. То, о чем я рассказываю в следующих разделах, основывается главным образом на моих собственных исследованиях эмоционального поведения, в ходе которых подробно изучались особенности, виденные мной в разных эмоциональных ситуациях во многих разных культурах. Осмыслив этот материал, я решил написать о том, что, как мне кажется, должны знать люди для лучшего понимания своих эмоций.
Хотя основу для написания этой книги обеспечили мне проведенные мной исследования, я сознательно выходил за рамки доказанного наукой, чтобы включить в книгу также и то, что, по моему мнению, является верным, но остается еще не доказанным с научной точки зрения. Я обращался к нескольким вопросам, которые, как мне кажется, небезынтересны людям, желающим сделать свою эмоциональную жизнь более комфортной. Работа над книгой дала мне новое понимание эмоций, и я надеюсь, что это новое понимание появится теперь и у вас.
Ни для кого не секрет, что эмоции играют важную роль в нашей жизни. Общаясь с людьми, наверняка можно заметить,что люди по-разному проявляют эмоции, делятся своими чувствами.
Эмоции — это адаптивный механизм, который заложен в нас природой, для оценки ситуации. Ведь не всегда у человека есть время, когда он может верно и точно оценить что же с ним происходит. Допустим в ситуации опасности… А тут раз — чего-то почувствовал и есть ощущение, что либо «нравится» либо «не нравится».
Тем более,что эмоциональная оценка она наиболее верная — природа не может обманывать. Эмоциональная оценка происходит очень быстро и здесь не «примешивается» разум и логика. Ведь логически можно объяснить все,что угодно и привести кучу всяких рациональных доводов.
Наблюдая за людьми (и за собой в том числе) я замечаю, что есть ситуации в которых люди либо игнорируют свои эмоции, либо стараются их не замечать или просто не осознают. Не буду сейчас делать предположения относительно причин этого, скажу лишь то, что не прислушиваясь к себе, к своей эмоциональной жизни, человек не может адекватно и наиболее полно воспринять ситуацию, а тем самым принять наиболее эффективное решение.
В обычной жизни это может проявиться в том,что игнорируя или вытесняя свои эмоции, человек может создать себе неверное убеждение. К примеру, если жена игнорирует/не осознает или не хочет признавать свою злость в отношении мужа, она может выплеснуть свое раздражение на другого человека или детей, в совершенно другой ситуации.
Или, у меня была клиентка, которая имела такое убеждение: «я не могу обидеть человека, расстроить его». Как оказалось, если человек разозлится, то она испытает чувство вины, с которым не хотела встречаться.
На своих консультациях я очень часто сталкиваюсь с эмоциональной сферой. Однажды заметил, что людям порой бывает очень не просто сказать, что же они на самом деле чувствуют или какую эмоцию сейчас испытывают. Даже если человек осознает,что у него есть сейчас какое-то чувство, иногда бывает очень затруднительно сказать это в словах, назвать его.
Одна из моих клиенток так мне и заявила: «я чувствую ХОРОШЕЕ чувство, но я не знаю, как это называется..».
И я решил восполнить этот пробел на страницах своего сайта. Ниже представлен список эмоций и чувств, которые мне удалось найти, надеюсь, что прочитав его, можно значительно пополнить осознание того, что может с Вами происходить.
И, кстати, можно проверить себя: перед тем как ознакомиться со списком предлагаю Вам самостоятельно составить его, а потом сравнить, насколько Ваш список полон…