Один мой знакомый любит повторять известную фразу: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Наверное, это не совсем так. Для того, чтобы ясно мыслить, иногда полезно и попытаться почаще излагать свои мысли (или обрывки каких-то умозаключений). Поэтому, наверное, лучше писать, чем говорить. Слово ведь – не воробей, а вот что написано пером – можно и переписать. Если это, конечно, не запись в твиттере или ЖЖ: там, говорят, след остается, даже если удаляешь свою запись.
Наша балерина купила книгу Конан-Дойля – для себя. Я ее теперь с удовольствием перечитываю и нахожу очень интересные мысли, которые в детстве и юности не смогли броситься в глаза. Например: «Лучший способ добраться до сути дела - рассказать все его обстоятельства кому-то другому". Это – подтверждение написанного выше. Рассказывать можно ведь и в письме, и в посте.
В последние недели пришлось заниматься разработкой «дорожной карты» по вопросам организации дезинфекции в очагах инфекционных заболеваний. Сегодня доложили результаты главному врачу, послезавтра – докладываем на СПЭК (санитарно-противоэпидемическая комиссия при Правительстве Пензенской области). Очевидно, что ему понравилось («стало ясно, как все должно быть организовано»). Мне, откровенно говоря, тоже. А ведь сложилось все не с одного раза. Свою коллегу-дезинфектолога за пару недель буквально изнасиловал вопросами, уточнениями, корректировками. Думаю, что она чувствовала то же самое, что и я, когда уже давно великолепный специалист и наш друг Алексей Головяшкин выжимал из меня соки, разрабатывая для нас базу данных. Измучил! Но ведь много лет она, база данных, вела себя безупречно и до сих пор ничего подобного никто в СПИД-сервисе создать так и не сумел! А потому что он по жизни – системщик. У нас, у эпидемиологов советской школы, тоже вырабатывали системное мышление. Эпидемиологическое расследование – это почти то же самое, что расследование уголовного преступления. Вот, кстати, опять из Конан-Дойля: «В искусстве раскрытия преступлений первостепенное значение имеет способность выделить из огромного количества фактов существенные и отбросить случайные». Здорово написано!
Кто-то скажет, что это банальность, само собой разумеющееся. Но как часто мы склонны какие-то события объяснять не выделяя наиболее существенные факторы, которые к появлению этого события привели, а какими-то обывательскими представлениями (даже специалисты!). В эпидемиологии это особенно плохо, поскольку непрофессионализм влечет за собой многочисленные жертвы и наносит огромный ущерб. И, самое паршивое, когда твои возможности влиять на ситуацию ограничены: властью или средствами.
«Видно, знанье и богатство - то же, что нарцисс и роза. И одно с другим в соседстве никогда не процветало. Кто богатствами владеет – у того на грош познаний. Кто познаньями владеет – у того богатства мало».
Одной из тем наших разговоров с женой (а она эпидемиолог от Бога) стало навязчивое обсуждение скорого краха ситуации по ВИЧ-инфекции в Пензе. Об этом мы говорили даже сегодня вечером, когда я приехал с работы и хотел бросить кости на диван – но жена меня утащила прямо за околицу села собирать полевую клубнику. Минут за 40-50 собрали вдвоем литров пять – но надвигающаяся гроза спугнула. Но – расслабление, подпитка от контакта с природой. Кстати: кипрей готов к сбору (или иван-чай). Чай из него – не сравнить ни с какой пылью индийских дорог. До революции – одна из прибыльных статей российского экспорта. А сейчас за то, что растет под ногами, люди готовы отваливать довольно большие деньги.
Хорошо все же иметь домик в деревне!
Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики Северо-Казахстанского государственного университета. Основная дисциплина, которую преподаёт студентам-физикам — «Электричество и магнетизм».
Детство
Родился я в городе Петропавловске в 1956 году. В Северный Казахстан родители-юристы приехали на освоение целины: папа тогда работал в облисполкоме, а мама — на заводе исполнительных механизмов («ЗИМ») юрисконсультом. Жили мы в однокомнатной квартирке в двухэтажном двухподъездном домике, в городском районе, который находился в Рабочем посёлке и назывался «Холодильник». Почему он так странно назывался, я не знал, пока недавно на одном из петропавловских форумов ни прочитал версию по этому поводу, что «…до массового появления холодильного оборудования там зимой намораживали лёд и засыпали опилками. А всё лето продуктовые склады, магазины, больницы и прочие потребители «холода» его оттуда черпали».
Мне было годика два-три, может быть, четыре. Помню красивые пластмассовые ножницы — конечно, детские. Они мне почему-то дико нравились, но более старший мой товарищ, живший в нашем подъезде, их то ли у меня отобрал, то ли украл, а потом сломал. Помню, что я сильно плакал из-за этого, и это было моё первое яркое воспоминание из детства и, наверное, первое запомнившееся горе.
Потом был переезд нашей семьи на улицу Горького. Мы стали жить в двухкомнатной квартире в одноэтажном домике на двух хозяев, ровно на том месте, где сейчас находится Дворец спорта. Одними из наших соседей была семья Анисимовых, у них были две дочки: младшая Люда и старшая Ира. Девочки были старше меня лет на пять. Они взяли надо мной «шефство», и я был у них учеником, которого они с пяти лет учили читать. Первая моя книжка — это «Солнечный денёк» Воронковой с рассказами о девочке и её приключениях в деревне. Ближе к школе я читал достаточно много и бегло. Как мне казалось, читал лучше взрослых.
Начальная школа
В 1963 году я пошёл в первый класс школы № 10 имени Крупской. Она размещалась в Петропавловске в старых зданиях на пересечении улиц Горького и Челюскина. Основное здание было двухэтажным, а «начальники» учились совсем рядом, в одноэтажном.
Помню, что 1 сентября мама привела меня в школу, как положено, с большим букетом цветов. Сел я за школьную парту и стал её изучать. Парта была совершенно не такой, как хорошо знакомые мне столы и стулья. Одна парта предназначалась для двух человек. Сиденье было прикреплено к столу, и они составляли единое целое. Столешница парты находилась под наклоном, а на ней — продолговатые желобки для ручек и карандашей и круглое углубление для чернильницы. Обе крышки парты откидывались на шарнирах вперёд так, что было очень удобно и сидеть за партой, и вставать, не мешая своему соседу. К тому же, когда крышка парты открывалась, она громко и весело хлопала. Всё это мне понравилось.
” «Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день.
На передней стене класса висела доска с поверхностью из темно-коричневого линолеума, на которой писали белым мелом. Часть доски была с разлиновкой под письмо, и там учительница писала нам буквы, а другая часть доски была с клеточками, там писались цифры. Ненужное стиралось мокрой тряпкой.
Так началась моя учёба: чтение, письмо, счёт. С чтением у меня никаких проблем не было, а вот писать я не умел. Письму научился уже в школе, на уроках чистописания.
Чистописание в школе
«Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день. Все ученики имели свои прописи с образцами каллиграфически написанных букв и слов. В этих прописях мы учились красиво писать по образцам. Кроме прописей, были ещё и специальные тетради по чистописанию. Они были разлинованы особым образом, с тонкими и частыми наклонными линиями. В тетрадях образцов письма не было, и нужно было стараться красиво писать самим.
Сначала нас учили писать простым карандашом. Мы писали палочки, ставили точечки, потом писали палочки по точечкам, рисовали какие-то фигурки, квадратики, кругляшки, закорючки. Всё надо было рисовать и писать очень аккуратно, учительница строго за этим следила.
Потом мы перешли на перьевые ручки с деревянным корпусом и металлическими перьями, которые нужно было макать в чернильницы-непроливайки. Такая чернильница стояла на парте в круглом углублении, оно специально предназначалось для чернильниц. Непроливайки были удобны тем, что их воронка не позволяла чернилам выливаться при наклоне или переноске. Но в то время, когда я учился, чернильницы мы домой не носили, а оставляли их в школе. Дома чернильницы у всех были свои.
Что касается вставлявшихся в ручки перьев, то помню, что не все они были одинакового качества. Вероятно, перья были сделаны из разного металла, какие-то перья долго не выдерживали и ломались. Нужно было брать или покупать новые, стоили они тогда копейки. Некоторыми перьями писать было достаточно удобно, но случалось, что они не только карябали, но даже рвали бумагу в тетради.
” Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой.
Процесс письма выглядел следующим образом. Сначала нужно было обмакнуть перо в чернильницу, затем избыток чернил слить о внутренний край чернильницы, а потом аккуратно писать. Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой. Форменным бедствием были кляксы, когда избыток чернил соскальзывал с пера на тетрадный лист. Приходилось менять лист и переписывать всё написанное ранее.
Проблем с чистописанием у меня не было, я старался учиться на «пятёрки» и «четвёрки». Почерк у меня был красивым, до сих пор сохранились мои старые тетради по письму, которые можно посмотреть. Однако не все ученики писали одинаково красиво: у кого-то по чистописанию были и «тройки».
Новые ручки
Интересно, что наш первый класс был, как тогда говорили, экспериментальным. В то время проводился какой-то городской эксперимент по переходу на новые ручки. Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки. Авторучки были предметом невероятной гордости их немногих обладателей (вначале в нашем классе таковых было человек пять-шесть, причём я тоже входил в это число) и жуткой зависти остальных тридцати учеников. Кстати, с течением времени и улучшением качества письма число владельцев авторучек неуклонно росло.
” Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки.
Авторучки ручки тоже были перьевыми, но они могли раскручиваться, причём внутри них находились трубочка и пипетка. С помощью пипетки можно было набирать в трубочку большое количество чернил, а потом достаточно долго писать без макания в чернильницу.
Чернила в новых ручках тоже были не такие, как обычно. Когда в новых ручках заканчивались чернила, нужно было поднять руку и спросить: «Можно заправить авторучку?» Когда учительница говорила, что можно, мы с важным видом проходили через класс к шкафу. В шкафу стоял стеклянный флакон со специальными чернилами для авторучек. Мы раскручивали ручки и пипеткой набирали чернила. Эти чернила были тоже фиолетового цвета, но с каким-то более красивым оттенком, чем обыкновенные. Во всяком случае, так нам тогда казалось.
Школьный кошмар
Настоящий кошмар наяву я испытал, учась ещё в первом классе. Дело было так. Учеником я был обязательным, домашние задания делал сам, без помощи родителей. Мама при этом присутствовала, но в процесс не вмешивалась. Каждое утро я, позавтракав, к половине девятого шёл в школу с выполненными ещё с вечера заданиями. И вдруг однажды, сразу же после завтрака, с ужасом понимаю: вчера вечером я совершенно забыл сделать упражнение, которое нам задавали на сегодня… Представить, что я приду в школу с невыполненным домашним заданием, мне было так страшно, как ещё никогда не бывало.
” Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией.
Что тут началось! Мир рухнул в одно мгновение. Полная паника и жуткая истерика, слёзы и — страшные вопли на всю квартиру. Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией. Мама была не на шутку напугана, но вовремя вмешался папа: «Да у тебя ещё целых пятнадцать минут до выхода из дома! Начинай делать своё упражнение, ты всё успеешь». Я помню, что был поражён этими словами, ведь пятнадцать минут для меня тогда представлялись ничем, совершенным пустяком, какой-то секундой. «Нет»,- спокойно сказал папа. — Пятнадцать минут — это очень, очень много. Ты только начни, и у тебя всё получится». И точно: стоило мне только, ещё хлюпая носом, начать делать это несчастное упражнение, как — бац! — и я уже его закончил. Выполнил всё правильно и вовремя. Папа был прав: пятнадцать минут — это было очень много.
Идеальный учитель
В начальной школе мы должны были учиться четыре года. Однако в школе № 10 я проучился первый класс и второй класс до зимы. Дело в том, что в 1965 году наша семья снова переехала, на этот раз в район «Черёмушки», и там я перешёл в другую школу —школу № 4. Её двухэтажное здание находилось за телевышкой, на краю обрыва.
Надо заметить, что с первых дней учёбы в первом классе и во все последующие годы я всегда ходил в школу и возвращался из школы сам. Никто меня не провожал и не встречал. Самого понятия, что ходить в школу нужно с сопровождающими, у нас тогда не было. Считалось, что это совершенно безопасно, и в эту школу я тоже ходил без страха.
Меня встретили хорошо, и там я без проблем продолжил учёбу. Видимо, в школах действует какое-то негласное правило, что первое время новенького не спрашивают, поэтому у меня была возможность присмотреться к другим ученикам и привыкнуть к учителю. Моя новая учительница, учитель начальных классов — Тамара Ивановна, была учительницей просто потрясающей. Я видел, что к двоечникам она относилась так же тепло и сердечно, как и к успевающим школьникам. Она понимала их проблемы и подходила к ним с душой и сердцем, по-человечески. Думаю, что она была идеальным учителем!
Школа № 4 была начальной, учёба там продолжалась четыре года, и я проучился в ней два с половиной. После окончания начальной школы нужно было переходить в среднюю.
Письмо в средней школе
Средняя школа — это было совсем другое здание. Средняя школа № 2 имени Кирова находилось на улице Интернациональной. В 1967 году новое здание этой школы только построили, и я пошёл туда в пятый класс. У меня сразу же появилось много новых учителей, а письменные работы приходилось выполнять практически по всем предметам, кроме физкультуры. Особенно много приходилось писать на уроках русского языка, литературы и математики. Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома. Сколько же их было! Контрольные, самостоятельные и лабораторные работы, сочинения, изложения и диктанты…
Математику у нас вела замечательный педагог — Людмила Александровна Маркиш. И для укрепления почерка и организации моей учебы в школе мне, как ни странно, помогли именно задачи по математике. Когда я научился оформлять математические задачи, то понял, как писать сочинения по литературе! По сути, сочинение по литературе — это та же задача по математике. В каком смысле? Задача по математике — это «дано», далее — доказательство и вывод — «что и требовалось доказать». У меня точно по такому же принципу строилось любое сочинение по литературе. Например, дано — Анна Каренина. Требуется доказать, что она — хороший человек. Далее идут аргументы, почему это так или же не так. И в конце следует вывод. Такому подходу я научился в математике, но я его применял и к другим школьным предметам. Задача по физике или математике — это ведь тоже некий текст: «Рассмотрим движение автомобиля из точки А в точку Б. Его скорость составляет…» Всё это сначала мысленно формулируется в виде логически правильно построенных предложений, в которые встроены и формулы, а затем записывается словами. И вот тут, конечно, очень важен разборчивый почерк.
” Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома.
В средней школе почерк у меня был стабильно хорошим. Но он стал ещё лучше в старших классах, когда начались занятия по черчению. У нас был отличный учитель рисования и черчения Иван Егорович Ващенко. Хотя у него и не было одной руки, но чертил он превосходно и учил этому своих учеников. У него я научился писать каллиграфическим шрифтом, и мне это настолько понравилось, что таким образом я стал оформлять и свои обычные письменные работы. Буквы я стал писать отрывно, каждую по отдельности. Письмо получалось более простым, красивым и достаточно быстрым.
Соревнование по почерку
На третьем курсе педагогического института, во время педпрактики в пионерском лагере «Золотая осень», я познакомился со своей будущей женой Мариной. Мы с ней тогда устроили соревнование по красивому почерку. Она, естественно, ничего этого не помнит, потому что соревнование она проиграла. Дело в том, что там надо было много писать всяких списков детей, и как-то сам собой у нас возник спор о том, кто всех лучше и разборчивей пишет. Она утверждала, что самый лучший почерк у неё, а я с этим утверждением был категорически не согласен. Наши коллеги-студенты дали нам какую-то фразу, которую сначала нужно было написать как можно красивей, а потом передать получившийся результат на коллективное рассмотрение студенческого жюри. И предпочтение отдали мне. Поэтому-то я всю эту историю с почерком и запомнил.
Разборчивый почерк — ясное мышление
Многие задачи по физике мне приходится иллюстрировать какими-то поясняющими схемами и рисунками. И часто взгляд на графику даёт путь к решению. Вообще, процесс решения задач по физике и математике напоминает разгадывание некоей детективной головоломки. Я очень люблю детективы, например, о Фандорине или Каменской, и мне всегда интересен процесс поиска разгадки. Герои детективов очень любят рисовать схемы — графическое видение своих логических рассуждений. Так более чётко понимаешь соотношение между каким-то событиями, явлениями или сущностями, это значительно облегчает построение моделей поиска решений. И подобная визуализация просто немыслима, совершенно несовместима с плохим, невнятным, неразборчивым почерком. Когда вместо разъяснения проблемы получается неразборчивая «каляка-маляка», то путь к решению задачи ещё более запутывается. Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!
” Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!
Есть известная максима: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Она справедлива и в таком выражении: «Кто ясно излагает, тот ясно мыслит». Это представляется мне справедливым и для письменной речи. Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно. Почерк — это отражение твоей «ясной головы», отражение твоего логического и системного мышления. Если у тебя на листочке бумаги полный сумбур, то и в голове у тебя такая же путаница — это почти на сто процентов! Почти, а не ровно сто, потому что, разумеется, есть очень редкие исключения. Я лично знаю уважаемого профессора, и он пишет, как курица лапой — совершенно ужасным почерком, который мешает другим людям понять его научную писанину. Но замечательным математиком он является не благодаря такому страшному и нечитаемому почерку, а вопреки, наперекор ему!
Почерк как учебное преимущество
Я приветствую, если студенты ведут конспекты лекций. Хороший конспект — это аккуратный почерк, выделение существенного, ясное понимание своих записей. Но я также приветствую, когда студенты пишут к экзаменам и шпаргалки, причём делают это от руки. И тут важно вот что: писать шпаргалки до экзамена надо, но пользоваться ими на экзамене нельзя! Когда я был студентом педагогического института (это было в середине 1970-х), я сам всегда писал шпаргалки — и по математике, и по физике. Писал их, разумеется, чётким и разборчивым почерком. Ведь чтобы написать хорошую шпаргалку, надо, во-первых, прочитать учебник, выделить там главное и — перенести это главное в шпаргалку. Во-вторых, в самой шпаргалке нужно это главное выделить, обозначить графически. Сначала я шпаргалку писал. Затем, при втором её прочтении, брал цветные карандаши и разным цветом обводил самое существенное. Например, формулы я выделял синим цветом, важные определения — красным и.т.д. Помогало это просто колоссально! Когда на экзамене я брал билет, то мне не надо было доставать шпаргалку: она была у меня в голове, я просто мысленно видел её — настолько всё там было чётко написано и ярко обозначено. Некоторые нерадивые студенты сейчас шпаргалки печатают (техника это позволяет), но в этом случае шпаргалка приносит значительно больше вреда, чем пользы.
” Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно.
Моя позиция по почерку в письменных работах абитуриентов и студентов следующая. При проверке работ по физике и математике любые сомнения в написании букв, цифр и формул трактуются мной, как ошибки. И это логически объяснимо. Хочешь, чтобы тебя поняли — пиши чётко и разборчиво! В противном случае, если любая «закаляка» будет трактоваться в пользу ученика, письменные работы превратятся в нечто абсолютно нечитаемое. Мне кажется, что это нормальная точка зрения любого учителя на почерк, будь то почерк школьника или почерк студента.
” Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни.
Единственный смысл, в котором это высказывание (давно отделившееся от Буало или Шопенгауэра) могло бы быть безусловно верно и к тому же, кажется, быть принято всеми, это (увы, пресное) –
Чтобы ясно изложить предмет, нужно, как минимум, его ясно понимать.
И сопутствующее этому:
За неясностью изложения может скрываться недостаток понимания.
Точно выразиться может только тот, кто точно знает, что хочет сказать ,
Но в рассматриваемом афоризме звучит нечто и более тонкое, именно, что –
Заинтересованность в ясном понимании сама собою предполагает заинтересованность в ясных (то есть точных) формулировках. Ибо, говоря вообще, это фактически одно и то же: понять – значит сформулировать.
«Ясно помыслить» и значит «четко сформулировать», то есть «изложить»…
Хотя, может быть, это ясное изложение будет-таки автором затемнено чем-то посторонним или же самое ясное изложение может быть ясно все-таки не всем.
Подлинное мышление – честное мышление, значит такое, что ищет ясности, – и темнота изложения заставляет усомниться в его подлинности. Однако не все и не всегда могут оценить ясность изложения. Как сказал Лихтенберг, «если при столкновении головы с книгой раздается глухой звук, не всегда виновата книга».
Так, если вообще различия между «точностью» формулировки и ее «ясностью» самих по себе нет, то существует большая дистанция между «точностью» и «доведением до ясности для непосвященных», «популярностью».
Остановлюсь на том, что значит «популяризовать»: это значит сделать кое-что в предмете изложения понятным для непосвященной публики, оставив ее в остальном непосвященной. Настоящая полная ясность дала бы возможность слушателю самому оперировать с полученными выводами, но популяризации такой возможности еще не дают, во всем приходится следовать за преподавателем. Они дают «общее» (смутное) представление, или только лишь самую общую ясность.
Разумеется, в решении этой задачи популяризации ясное понимание предмета изложения необходимо, но одного его не хватит, дело не в нем. Задача, как мы видели, специфическая. Потому, например, лучшие популяризаторы науки сами далеко не всегда действующие, сделавшие собственные открытия ученые (хотя есть и такие – необходимость изложить сложное максимально просто помогает последним прийти к необходимой ясности понимания).
Замечу, что популяризаторам проще быть понятнее, чем первооткрывателям, – им легче опустить в изложении трудности и перипетии пути к пониманию, только затемняющие суть, – если только, конечно, эти перипетии не составляют самой интриги популярного изложения.
В общем, популяризация – или ясность для профанов – это искусство особое. Верх искусства популяризации – сочетать ясность изложения с его фактической точностью. В обычном же случае, ясность изложения достигается за счет неполноты и тем самым неточности. Так что, бывает, что – сама ясность популярного изложения заставляет подозревать, что оно неполное и неточное, что называется схематичное или даже примитивизирующее, и более ясное мышление с ним уже не состыковалось бы…
Но и здесь (при понимании ясности как популярности) какая-то правда в рассматриваемом афоризме сохраняется. Можно наблюдать, что –
Чем яснее понимаешь предмет, тем, как правило, меньше испытываешь нужды в специальных терминах.
Во всяком случае –
Чем яснее понимаешь предмет, тем охотнее, говоря о нем, обходишься обиходными словами.
Так оно потому, что «понять» – это ощутить и уметь сказать, а сказать – это выразить на общеупотребительном языке. Ибо достоинство языка, он же инструмент понимания, именно в его общезначимости. Но оба последних афоризма – скорее тенденция, чем закон. Ибо общезначимость все-таки не вполне то же, что общеупотребительность.
Наверное, следовало бы с самого начала в этом разобраться, но – что такое вообще «ясно мыслить», и что такое «ясно излагать»?
Само по себе выражение «ясно мыслить» очень-таки неясное. Что тут имеется в виду: результат мышления или его процесс? Вроде бы, нельзя ясно мыслить с самого начала процесса – начало мышления всегда вопрос, проблема, то есть тревожащая неясность. Тут только еще стремишься к ясности, ощущая себя в потемках. Говорят же (в противоположность рассматриваемому здесь афоризму!), что ученому все не ясно именно там, где обыватель вообще не видит вопроса. Кто сразу буквально «мыслит ясно», тот, по-видимому, не мыслит вообще. – Так что речь как будто может идти только о ясных выводах, уже полученных или усвоенных. Точнее было бы не «кто ясно мыслит…», а «кто ясно понимает, тот и изложит ясно». (Вспоминается шутка «объяснял, объяснял, пока сам не понял»: пока сам до самого конца не поймешь, не станешь понятным и вполовину.) В общем, кто не мыслит (не ищет), а уже знает и понимает (нашел или усвоил найденное другими), тот может и должен излагать ясно. Проблемы с изложением у тех, кто ищет.
Разночтений «ясно излагает» мы уже касались, говоря о популяризациях. Что ясно посвященным, темно для профанов, и что кажется ясным профанам, то может составлять проблему для посвященных.
Как бы то ни было, рассмотрим, что именно подразумевают каждый раз, во-первых, когда произносят «кто ясно мыслит…»: (1) некие ясные выводы или (2) поиски этих выводов? И во-вторых, «тот ясно излагает»: имеют ли в виду (а) объяснение дела кому-то, кто уже в курсе дела (например демонстрация доказательства теоремы тем, кто знаком с основами геометрии), или же (б) «популяризацию», то есть какие-то общие представления о результатах научных размышлений или опытов неспециалистам?
И вот можно подвести итоги – комбинации (1) и (2) с (а) и (б).
(1а) Изложить вполне ясно готовые выводы можно, по крайней мере, подготовленной публике (насколько такая подготовка требуется). Если их ясно понимаешь, то должен и ясно, для своей публики, изложить. Это вопрос честности или вежливости.
(1б) Объяснить какие-то специальные знания неподготовленной публике можно лишь «просто», но все-таки никогда вполне не ясно – это значит упрощенно. Тем не менее популяризации необходимы, и это особое искусство, наличие которого свидетельствует, а отсутствие которого еще не свидетельствует о неумении мыслить.
(2а) Излагать же ход мыслей можно лишь тем, кто целиком в курсе проблемы (это значит советоваться или дискутировать), но ясным и тут скорее всего никому не покажешься.
(2б) А если излагать ход мыслей, пол-работы, профанам – покажешься не только неясным, но и дураком, – «филосóф без огурцов», «расщеплять волос надвое» и т.д.
Апрель 2016
Добавление
Одно дело - излагать свои мысли ясно, несколько иное - делать их «понятными для дураков», и уж совсем другое - сочинять что-то, рассчитанное на дурака, то есть дурацкое.
«Излагать свои мысли ясно» - в первую очередь значит: продвигаясь к выводам, излагать их последовательно, не пропуская важных звеньев доказательства и не зацикливаясь на второстепенном.
Это искусство особое. Ибо пути, которыми мы приходим к своим выводам, прямыми не бывают: и то, зачем нам так нужна была искомая истина, и то, какие собственные предрассудки нам пришлось ради нее преодолеть - бывает нам слишком важно для того, чтобы умолчать о том перед слушателем. Но, насколько нам самим бывают важны эти перипетии поиска, настолько они могут оказаться излишними для других - имеющих и собственные заинтересованности и собственные предрассудки. Им, вероятнее всего, будут важнее пути логики, в которых от каждого А к каждому В и от В к С будут вести только прямые - кратчайшие расстояния.
…Но и сказанное не вполне справедливо. «Вероятнее», но не обязательно. Ведь если мы разделяем те самые
предрассудки и заинтересованности, что и у людей, которым мы растолковываем свою мысль - то, как раз, бываем понятны им особенно. Это называется, например, так: «принадлежать своему времени». Кто в наибольшей степени ему «принадлежит», бывает «понятен душе» человека своего времени; он понятен эмоционально, а не чисто логически - а это дорогого стоит… Пусть часто оказывается, что по прошествии
данного времени самый любимый властитель умов, выразитель дум, становится как раз особенно непонятным, и даже не просто темным (путаным, сбивчивым и т.д.) - а странным, даже нелепым, - но ведь это уже потом…
Искусство быть понятным состоит в умении быть логичным и притом не забывать демонстрировать слушателю, чем именно ваши выводы и опровержения могут быть интересны ему самому.
«Кто ясно мыслит, тот ясно излагает».
Что значит «ясно мыслить»? Мыслить и значит - выбираться из темноты. Мысль проясняет темное, с него и должна начать; она не может быть с самого начала «ясной»! Тем паче, что самыми темными оказываются как правило представления привычные, так что именно стремящаяся к свету мысль, для немыслящих-то, все и затемняет.
(Чтобы выйти к простому представлению о Земле-шаре, необходимо продемонстрировать, что простейшее представление о верхе и низе есть на самом деле предельно темное. Ясно мыслящий, для обывателя, наводит только тень на плетень.)
Может быть, приведенный афоризм значит: «Кто хорошо понимает то, что говорит, излагает всегда ясно»? Но и с этим тоже трудно согласиться. Если понятное изложение безусловно свидетельствует о понимании излагающим предмета, то, напротив, даже полнейшее понимание предмета еще не гарантирует понятного изложения. Искусство быть последовательным (синоним: ясным) требует постоянного самоотчета в том, что на данном этапе объяснения уже ясно и что еще не ясно; когда вам «все ясно», целое уже не разворачивается в эту цепочку, ее приходится особо реконструировать. - Затем, важно, фигурально выражаясь, чтобы говорящий и слушающий изъяснялись на одном языке: чтобы их волновало одно и то же. У оригинальных умов, понятно, с этим бывают особые сложности, которые разбирать здесь не место.
Единственное толкование, с которым можно согласиться: «кто мыслит по-настоящему, искренне, тот именно и стремится к ясности - не к чему иному. А об этом вернее всего можно судить по манере его изложения».
Выражение «Сделать изложение понятным "для дураков"» - если толковать его в лучшем смысле - может значить либо: предельно «разжевать» изложение, не опуская никаких звеньев в доказательствах, - либо же оно имеет в виду все-таки не дураков, а только непосвященных, - непосвященных в ход тех исследований, выводы коих намереваются изложить. Если желать, чтобы излагаемое дошло до непосвященного в дело слушателя вовсе без потерь, это требование предполагает необходимость «дообразовать» его до нужного уровня.
Такая задача далеко не всегда разрешима, и потому она сводится к чаще всего к расшифровке специальных терминов (кстати, если без таковых вообще можно обойтись, то и лучше обойтись), а главное и худшее - к опущению доказательств. Тот, к кому обращается такая речь, сможет лишь принять ваши выводы к сведению - то есть принять к сведению, что вы пришли к таким-то выводам. Не получив возможности ни подтверждать, ни опровергать сказанное, он слишком мало выиграет от такого знания.
«Сделать (изложение) понятным для дураков»: может быть, говорить то, что нравится дуракам?.. Это ли достойная задача?..
Вырази ложную мысль ясно, и она сама себя опровергнет.
Л. Вовенарг
Глупые мысли бывают у всякого, только умный их не высказывает.
В. Буш
Когда не могут воспарить мыслями, прибегают к высокопарному слогу.
П. Буаст
Ничто так не заразительно, как заблуждение, поддерживаемое громким именем.
Ж. Бюффон
Огромным сокровищем было бы сохранение хороших и красивых человеческих мыслей.
Ж. Делиль
Пространные речи - вещь прескучная, и прислушиваются к ним куда меньше.
Ф. Бэкон
Язвительность - это ирония злого ума.
Л. Вовенарг
Книги на злобу дня умирают вмести со злободневностью.
Ф. Вольтер
Наука освободила мысль, а свободная мысль - народ.
П. Бертло
А все, что было написано прежде, написано нам в наставление.
Апостол Павел
Чересчур блестящий слог делает незаметным как характеры, так и мысли.
Аристотель
Вот и мы горим желаньем мудрецов услышать речи.
Аристофан
Труд подливает масла в лампу жизни, а мысль зажигает ее.
Д. Беллерс
Опасно только запрещенное слово.
Л. Берне
Мысли - это крылья души.
П. Буаст
Искренность - это ясность души; ясность - это искренность мысли.
П. Буаст
Отдельные мысли походят на лучи света, которые не так утомляют, как собранные в сноп.
П. Буаст
Если вы желаете себе несокрушимого памятника, вложите в свою душу хорошую книгу.
П. Буаст
Гений и дух нации обнаруживается в ее пословицах.
Ф. Бэкон
Книги - корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Ф. Бэкон
Великие мысли исходят из сердца.
Л. Вовенарг
Ясность есть лучшее украшение истинно глубокой мысли.
Л. Вовенарг
Если афоризм нуждается в пояснениях, значит он неудачен.
Л. Вовенарг
Украсть у кого-то мысли бывает часто преступнее, чем украсть у кого-то деньги.
Ф. Вольтер
Где великий человек раскрывает свои мысли, там и Голгофа.
Г. Гейне
Образ мыслей человека - его божество.
Гераклит
К слову сущему всегда непонятливы люди.
Гераклит
Издревле есть у людей мудрые и прекрасные изречения; от них следует нам поучаться.
Геродот
Парадокс - это мысль состояния аффекта.
Г. Гауптман
Пословица - это зеркало образа мыслей народа.
И. Гердер
То слово не исчезнет совершенно, которое повторяется многими.
Гесиод
Смелые мысли играют роль передовых шашек в игре: они гибнут, но обеспечивают победу.
И. В. Гете
Каждый день следует прослушать хоть одну песенку, посмотреть на хорошую картину и если возможно, прочитать хоть какое-нибудь мудрое изречение.
И. В. Гете
Снисходительное отношение к глупости присуще каждому умному человеку.
Абуль-Фарадж
Сталкиваясь с многозначностью слова, ум теряет силу.
Т. Гоббс
Он крылатое слово промолвил.
Гомер
Порядок освобождает мысль.
Р. Декарт
Красивые выражения украшают красивую мысль и сохраняют ее.
В. Гюго
Краткость приятна, когда она сочетается с ясностью.
Дионисий
Мысль должна сказать сразу все - или не говорить ничего.
У. Хеллитт
Чувства - цвет мысли. Без них наши мысли - сухие безжизненные контуры.
Н. В. Шелгунов
Где мысль сильна - там дело полно силы.
В. Шекспир
Хорошо выраженная мысль всегда мелодична.
М. Шаплан
Нет такой мысли, которая не была бы уже кем-то высказана.
Теренций
Для восприятия чужой мудрости нужна прежде всего самостоятельная работа.
Л. Н. Толстой
Слово есть образ дела.
Солон
Мысль - это всего только молния в ночи, но в этой молнии - все.
А. Пуанкаре
Трижды убийца тот, кто убивает мысль.
Р. Роллан
Лучшие мысли являются общим достоянием.
Сенека
Люди запутываются в массе лишних слов.
А. М. Горький
Богатством прошлого и своего времени пользуется каждый стремящийся вперед человек.
А. Дистервег
Не мыслям надо учить, а мыслить.
И. Кант
Мысль без морали - недомыслие, мораль без мысли фанатизм.
В. О. Ключевский
Человек, запомнивший слова мудрых, сам становится благоразумным.
А. Кунанбаев
Он управлял теченьем мыслей, и только потому - страной...
Б. Ш. Окуджава
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
А. С. Пушкин
Право пользоваться метафорами не должно быть монополией поэтов; оно должно быть
представлено и ученым.
Я. И. Френкель
Кто мыслит самостоятельно, тот мыслит значительнее и полезнее для всех.
С. Цвейг
Я очень многому учился на пословицах - иначе на мышлении афоризмами.
А. М. Горький
Многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекрасные речи.
Демокрит
Глубокие мысли - это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
Д. Дидро
Искусство афористики заключается не столько в выражении оригинальной и глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль.
С. Джонсон
Народная мудрость высказывается обыкновенно афористически.
Н. А. Добролюбов
Великие мысли происходят не столько от великого ума, сколько от великого чувства.
Ф. М. Достоевский
Пословицы... составляют концентрированную мудрость нации, и тот человек, который будет руководиться ими, не сделает в своей жизни больших ошибок.
Н. Дуглас
Мораль лучше излагается в кратких изречениях, нежели в длинных проповедях.
К. Иммерман
Человек проявляется в своих действиях, а не в мыслях, какими бы благородными эти мысли не были.
Т. Карлейль
Есть такие краткие изречения или пословицы, которые всеми приняты и употребляются. Такие изречения не переходили из века в век, если бы всем людям не казались истинными.
Квинтилиан
Мысль бывает светла, только когда озаряется изнутри добрыми чувствами.
В. О. Ключевский
Путь афоризма чаще всего таков: от прямой цитации... к переиначиванию в соответствии с новой творческой установкой.
С. Коваленко
Изучение мудрости возвышает и делает нас сильными и великодушными.
Я. Коменский
Истинное красноречие - это умение сказать все, что нужно, и не более, чем нужно.
Ф. Ларошфуко
Есть сила благодатная в созвучье слов живых.
М. Ю. Лермонтов
В вычурном стиле не следует искать глубокую мысль.
Г. Лихтенберг
Глубокие мысли всегда кажутся до того простыми, что нам представляется, будто мы сами додумались до них.
А. Маре
Русский язык - язык, созданный для поэзии, он необычайно богат и примечателен
главным образом тонкостью оттенков.
П. Мериме
У кого тощее тело, тот напяливает на себя много одежды; у кого скудная мысль, тот раздувает ее словами.
М. Монтень
Итог знаний и воспоминаний, накопленных поколениями, - вот что такое наша цивилизация. Стать ее гражданином можно лишь при одном условии
- познакомившись с мыслями поколений, живших до нас.
А. Моруа
Великие истины слишком важны, чтобы быть новыми.
С. Моэм
Правилу следуй упорно, чтобы словам было тесно, мыслям просторно.
Н. А. Некрасов
Удачное выражение, меткий эпитет, картинное сравнение чрезвычайно много прибавляет к тому удовольствию, которое доставляется читателю самим содержанием книги или статьи.
Д. И. Писарев
Пояснительные выражения объясняют темные мысли.
К. Прутков
Трудно поверить, какую огромную экономию мысли может осуществить одно хорошо подобранное слово.
А. Пуанкаре
Афоризмы - это литературные деликатесы. Поглощай их малыми порциями, медленно и со вкусом.
Г. Л. Ратнер
Пословицы суть проды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенных в формулы.
Р. Ривароль
Старинная мудрость завещала такое множество афоризмов, что из них камень по камню сложилась целая несокрушимая стена.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Для мудрости нет ничего ненавистнее мудрствования.
Сенека
Время ничего не может сделать великим мыслям, которые также свежи теперь, как и тогда, когда в первый раз, много веков тому назад, зародились в уме своих авторов.
С. Смайлс
Мы просматриваем сокровища древних мудрых мужей, оставленные ими в своих сочинениях; и если встретим что-либо хорошее, заимствуем и считаем великой для себя прибылью.
Сократ
Афоризмы - самый феноменальный из всех обиходных фактов знаний.
П. С. Таранов
Правильная дозировка афоризма: минимум слов, максимум смысла.
М. Твен
Короткие мысли хороши тем, что они заставляют серьезного читателя самого думать.
Л. Н. Толстой
Есть у мудрейших обильный запас изречений. Много для жизни полезных советов может в нем каждый найти.
Феокрит
Просвещенный ум... составляется из умов всех предшествующих веков.
Б. Фонтенель
Плохо изложенная хорошая мысль - то же, что безвкусно одетая красивая женщина.
Ю. Г. Шнейдер
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
А. Шопенгауэр
Конечная цель красноречия - убеждать людей.
Ф. Честерфилд
©
Составитель: Шамир Тиляев, 2007
© Публикуется с любезного разрешения автора
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Учитесь ясно излагать, дамы и господа. Поучительная глава из книги Ричарда Фейнмана. В начале пятидесятых меня на какое-то время поразила болезнь среднего возраста: я читал философские лекции о науке, - каким образом наука удовлетворяет любопытство, как она дает нам новый взгляд на мир, как она обеспечивает человеку возможность делать разные вещи, как она наделяет его силой, - вопрос же состоит в том, в виду недавнего создания атомной бомбы, нужно ли давать человеку такую силу? Кроме того, я размышлял о связи науки и религии, и примерно в это же время меня пригласили на конференцию в Нью-Йорк, где должны были обсуждать "этику равенства". Подобная конференция уже проводилась для людей постарше, где-то на Лонг-Айленде, а в этом году на нее решили пригласить людей помоложе, чтобы обсудить меморандумы, выработанные на предыдущей конференции. Еще до поездки на конференцию я получил список "книг, которые, по всей вероятности, Вам будет интересно почитать, и если Вы считаете, что другим участникам желательно прочитать какие-то книги, то, пожалуйста, пришлите их нам, мы поместим их в библиотеке, чтобы другие могли их прочитать". И прилагается потрясающий список книг. Я начинаю с первой страницы: я не читал ни одной книги и чувствую себя не в своей тарелке - вряд ли мне стоит ехать. Я смотрю на вторую страницу: не читал ни одной. Просмотрев весь список, я обнаруживаю, что не читал ни одной из предложенных книг. Должно быть, я идиот какой-то, неграмотный! В списке были удивительные книги, вроде труда "О свободе" Томаса Джефферсона, или что-то вроде этого, а также книги нескольких авторов, которых я читал. Там была книга Гейзенберга, одна книга Шредингера, одна книга Эйнштейна, но это были книги вроде "Мои зрелые годы" (My Later Years) Эйнштейна или "Что такое жизнь?" Шредингера - не те, которые я читал. Итак, у меня появилось чувство, что мне это не по зубам и что мне не надо в это влезать. Может быть, я просто спокойно посижу и послушаю. Я иду на первое вводное заседание, на котором какой-то парень встает и говорит, что нам нужно обсудить две проблемы. Первая несколько завуалирована - что-то об этике и равенстве, но я не понимаю, в чем конкретно состоит проблема. Вторая же: "Мы продемонстрируем совместными усилиями, что люди из разных областей могут вести диалог друг с другом". На конференции присутствовали юрист по международному праву, историк, иезуитский священник, раввин, ученый (я) и т.д. Ну и мой логический ум сразу же начинает рассуждать: на вторую проблему не стоит обращать внимания, потому что, если это работает, то оно сработает; а если не работает, то не сработает - не нужно доказывать и обсуждать, что мы способны вести диалог, если у нас нет диалога, о котором мы собираемся говорить! Таким образом, главная проблема - первая, которую я не понял. Я был готов поднять руку и сказать: "Не будете ли Вы так любезны определить проблему поточнее", - но потом подумал: "Нет, я же профан; лучше мне послушать. Я не хочу немедля попасть в переделку". Подгруппа, к которой я относился, должна была обсуждать "этику равенства в образовании". На наших встречах иезуитский священник постоянно талдычил о "разделении знания". Он говорил: "Настоящей проблемой этики равенства в образовании является разделение знания". Этот иезуит постоянно вспоминал тринадцатый век, когда за образование отвечала Католическая церковь и весь мир был простым. Был Бог, и все пришло от Бога; все было организованно. Но сегодня понять все не так легко. Поэтому знание разделилось на отдельные куски. Я чувствовал, что "разделение знания" никак с "этим" не связано, но "это" так и не было определено, поэтому я не видел способа доказать свою точку зрения. Наконец я сказал: "Какая же проблема этики связана с разделением знания?" В ответ я получил клубы тумана и сказал: "Мне не понятно", однако все остальные сказали, что им понятно и попытались объяснить мне, но у них ничего не вышло! Тогда все остальные члены группы попросили меня написать, почему я считаю, что разделение знания не является проблемой этики. Я вернулся в свою комнату и аккуратно, стараясь изо всех сил, записал свои мысли по поводу "этики равенства в образовании" и привел несколько примеров проблем, которые, как мне кажется, мы могли бы обсудить. Например, в том, что касается образования, мы усиливаем различия. Если у кого-то что-то получается хорошо, мы пытаемся развить его способности, что приводит к различиям, или неравенству. Таким образом, если образование увеличивает неравенство, этично ли это? Потом, приведя еще несколько примеров, я написал, что несмотря на то, что "разделение знания" представляет собой трудность, поскольку сложное устройство мира приводит к тому, что многие вещи невероятно трудно изучить, в свете моего определения области этой темы, я не вижу никакой связи между разделением знания и чем-то, более или менее близким тому, что может представлять собой этика равенства в образовании. На следующий день я принес написанное на заседание, и парень сказал: "Мистер Фейнман действительно поднял несколько очень интересных вопросов, которые мы должны обсудить, и мы отложим их в сторону для возможного будущего обсуждения". Они вообще ничего не поняли. Я попытался определить проблему и показать, что "разделение знания" не имеет к ней никакого отношения. И причина, по которой никто ни к чему не пришел на этой конференции, состояла в том, что организаторы не сумели ясно определить предмет "этики равенства в образовании", а потому никто точно не знал, о чем говорить. На конференции был один социолог, который написал работу, чтобы ее прочитали все мы - он написал ее предварительно. Я начал читать эту дьявольщину, и мои глаза просто полезли из орбит: я ни черта не мог в ней понять! Я подумал, что причина в том, что я не прочел ни одной книги из предложенного списка. Меня не отпускало это неприятное ощущение "своей неадекватности", до тех пор пока я, наконец, не сказал себе: "Я остановлюсь и прочитаю одно предложение медленно, чтобы понять, что, черт возьми, оно значит". Итак, я остановился - наугад - и прочитал следующее предложение очень внимательно. Я сейчас не помню его точно, но это было что-то вроде: "Индивидуальный член социального общества часто получает информацию чрез визуальные, символические каналы". Я долго с ним мучился, но все-таки перевел. Знаете что это означает? "Люди читают". Затем я перешел к следующему предложению и понял, что его я тоже могу перевести. Потом же это превратилось в пустое занятие: "Иногда люди читают; иногда люди слушают радио", - и т.д. Но все это было написано так замысловато, что сначала я даже не понял, но, когда, наконец, расшифровал, оказалось, что это полная бессмыслица. На этой встрече произошло всего одно событие, которое доставило мне удовольствие, или, по крайней мере, позабавило. Каждое слово, которое произносил каждый выступающий на пленарном заседании, было настолько важным, что был нанят стенографист, который печатал всю это чертовщину. День, наверное, на второй, стенографист подошел ко мне и спросил: "Чем Вы занимаетесь? Вы, конечно же, не профессор". - Я как раз профессор. - Чего? - Физики - науки. - О! Так вот в чем, должно быть, причина, - сказал он. - Причина чего? Он сказал: "Видите ли, я - стенографист и печатаю все, о чем здесь говорят. Когда говорят все остальные, я печатаю все, что они говорят, не понимая ни слова. Но каждый раз, когда встаете Вы, чтобы задать вопрос или что-то сказать, я понимаю все, что Вы имеете в виду - в чем суть вопроса или что Вы говорите - поэтому я и подумал, что Вы просто не можете быть профессором!" В какой-то момент конференции состоялся особый обед, во время которого глава богословов, очень приятный человек, истый еврей, произносил речь. Речь была хорошей, да и оратором он был превосходным, и несмотря на то, что сейчас, когда я это рассказываю, его основная идея выглядит полным бредом, в то время она казалась совершенно очевидной и абсолютно истинной. Он говорил о колоссальных различиях в благосостоянии разных стран, которые вызывают зависть, которая, в свою очередь, приводит к конфликтам, а теперь, когда у нас есть атомное оружие, какая бы война ни случилась, все мы обречены, а потому правильный выход в том, чтобы прилагать все усилия по сохранению мира, убедившись, что между разными странами не существует столь грандиозных различий, и поскольку у нас в Соединенных Штатах так много всего, мы должны раздать почти все другим странам, пока все мы не сравняемся. Все это слушали, все испытывали желание принести такую жертву, и все полагали, что именно так мы должны поступить. Но по пути домой мой рассудок вернулся ко мне. На следующий день один из членов нашей группы сказал: "Я думаю, что речь, произнесенная вчера вечером, была так хороша, что все мы должны поставить под ней свои подписи и представить ее как резюме нашей конференции". Я начал было говорить, что сама идея распределения всего поровну основана на теории о том, что в мире существует только x всего, что каким-то образом мы сначала отобрали это у более бедных стран, а потому мы должны им это вернуть. Но эта теория не принимает во внимание истинную причину различий, существующих между странами - то есть развитие новых методов выращивания пищи, развитие техники для выращивания пищи и многого другого, и тот факт, что вся эта техника требует сосредоточения капитала. Важно не имущество, которое мы имеем, а способность создать это имущество. Но теперь я понимаю, что эти люда не были учеными; они этого не понимали. Они не понимали технологии; они не понимали своего времени. Конференция привела меня в столь нервное состояние, что моей нью-йоркской знакомой пришлось меня успокаивать. "Послушай, - сказала она, - тебя же просто трясет! Ты уже сошел с ума! Отнесись к этому проще, не надо все рассматривать так серьезно. Отойди на минуту в сторону и трезво оцени ситуацию". Я подумал о конференции, о том, какой это бред, и все оказалось не так уж плохо. Но если бы кто-то попросил меня снова принять участие в чем-то подобном, я бы убежал от него как сумасшедший - никогда! Нет! Точно нет! Но я и сегодня получаю приглашения на подобные сборища. Когда настало время оценить конференцию, все начали говорить о том, как много она дала им, какой успешной она была и т.п. Когда спросили меня, я сказал: "Эта конференция была хуже, чем тест Роршаха: когда тебе показывают бессмысленное чернильное пятно и спрашивают, что, по-твоему, ты видишь, и когда ты им говоришь, что, они начинают с тобой спорить!" Дальше было еще хуже: в конце конференции собирались устроить еще одно заседание, которое в этот раз должна была посетить общественность, и у парня, который отвечал за нашу группу, хватило духа сказать, что поскольку мы столько всего разработали, то времени для публичного обсуждения всего этого не хватит, а потому мы просто расскажем общественности обо всем, что мы разработали. У меня глаза на лоб полезли: я-то считал, что мы ни черта не разработали! Наконец, когда мы обсуждали вопрос о том, разработали ли мы способ ведения диалога между людьми разных специальностей, - что было нашей второй главной "проблемой", - я сказал, что заметил кое-что интересное. Каждый из нас говорил, о том, что мы думаем по поводу "этики равенства" со своей колокольни, не обращая никакого внимания на то, что думают другие. Например, историк говорил, что проблемы этики можно понять, если заглянуть в историю и посмотреть, как они появились и развивались; юрист-международник говорил, что для этого нужно посмотреть, как фактически вели себя люди в различных ситуациях и как они приходили к каким-то соглашениям; иезуитский священник все время ссылался на "разделение знания"; я же, как ученый, предложил сначала выделить проблему подобно тому, как поступал Галилео, проводя свои эксперименты, и т.д. "Таким образом, на мой взгляд, - сказал я, - диалога у нас не было вообще. У нас не было ничего, кроме хаоса!" Конечно все тут же начали на меня нападать. "А Вы не думаете, что из хаоса может возникнуть порядок?" - Ну, да, в общем случае, или... - Я не знал, что делать с вопросом вроде "Может ли из хаоса возникнуть порядок?" Да, нет, ну и что из того? Эта конференция просто кишела дураками - высокопарными дураками, - а высокопарные дураки вынуждают меня просто лезть на стену. В обычных дураках нет ничего страшного; с ними можно разговаривать и попытаться помочь. Но высокопарных дураков - дураков, которые скрывают свою дурость и пытаются показать всем, какие они умные и замечательные с помощью подобного надувательства - ТАКИХ Я ПРОСТО НЕ ВЫНОШУ! Обычный дурак - не мошенник; в честном дураке нет ничего страшного. Но нечестный дурак ужасен! И именно это я получил на конференции: целый букет высокопарных дураков, что меня очень расстроило. Больше я так расстраиваться не хочу, а потому никогда не буду участвовать в междисциплинарных конференциях. - «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»