Языковые картины мира. Современные проблемы науки и образования

Каждый язык отражает определенный способ восприятия и устройства мира, или его языковую картину. Совокупность представлений о мире, заключенных в значении различных слов и выражений языка, складывается в некую единую систему взглядов и установок, которая в той или иной степени разделяется всеми говорящими на данном языке.

Языковая картина мира - отраженные в категориях (отчасти и в формах) языка представления данного языкового коллектива о строении, элементах и процессах действительности. Целостное изображение языком всего того, что существует в человеке, вокруг него. Осуществляемое средствами языковой номинации изображение человека, его внутреннего мира, окружающего мира и природы .

Представления, формирующие картину мира, входят в значения слов в неявном виде, так что человек принимает их на веру, не задумываясь. Пользуясь словами, содержащими неявные смыслы, человек, сам того не замечая, принимает и заключенный в них взгляд на мир. Напротив того, смысловые компоненты, которые входят в значение слов и выражений в форме непосредственных утверждений, могут быть предметом спора между разными носителями языка и тем самым не входят в общий фонд представлений, формирующих языковую картину мира.

При сопоставлении разных языковых картин мира обнаруживаются их сходства и расхождения, причем иногда весьма существенные. Наиболее важные для данного языка идеи повторяются в значении многих языковых единиц и являются поэтому ключевыми для понимания той или иной картины мира.

Различия между языковыми картинами обнаруживают себя, в первую очередь, в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты . Исследование лингвоспецифичных слов в их взаимосвязи и в межкультурной перспективе позволяет говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов языковой картины мира и определяющих ее идей.

Понятие языковой картины мира восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка, с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой. Современные представления о языковой картине мира изложил академик Ю.Д. Апресян.

В последнее время активизировались вопросы изучения языка, формирования языковых картин мира, мышления и рассуждения, а также другой деятельности естественного интеллекта в рамках информатики и особенно в рамках теории искусственного интеллекта.

Сегодня обозначилась необходимость в понимании компьютером естественного языка, однако достижение этого сопряжено с рядом сложностей. Сложность понимания естественных языков при решении задач искусственного интеллекта объясняется многими причинами. В частности выяснилось, что для использования языка необходимы большой объем знаний, способностей и опыта. Успешное понимание языка требует осмысления естественного мира, знания человеческой психологии и социальных аспектов. Для этого нужна реализация логических рассуждений и интерпретация метафор. Из-за сложности и многогранности человеческого языка на первое место выходит проблема исследования представления знаний. Попытки таких исследований увенчались успехом лишь частично. На основе знаний были успешно разработаны программы, понимающие естественный язык в отдельных предметных областях. Возможность создания систем, решающих проблему понимания естественного языка, до сих пор является предметом споров.

Важно, что проблемами изучения языка и языковой картины мира занимаются различные науки и научные направления: лингвистика, этнография, искусственный интеллект, философия, этика, культурология, логика, педагогика, социология, психология и другие. Достижения каждой из них и в смежных областях влияют на развитие всех направлений и создают условия для разностороннего изучения предметной области.

Следует отметить, что на сегодняшний день данная предметная область изучена далеко не полностью, она требует дальнейшего тщательного рассмотрения и систематизации. Имеющихся знаний недостаточно для составления полной картины изучаемого явления.

Основной задачей данной работы является изучение историко-философских аспектов развития понятия «языковая картина мира» в рамках различных дисциплин и направлений, а также обозначение сферы практического применения накопленного знания.

Раздел 1. Теоретические основы понятия «языковая картина мира»

Теория языковой картины мира Вайсгербера

Теорию языковой картины мира (Weltbild der Sprache) построил немецкий ученый Лео Вайсгербер на основе учения Вильгельма Гумбольдта «О внутренней форме языка». К разработке понятия «языковая картина мира» Вайсгербер приступил в начале 30-х годов XX века. В статье «Связь между родным языком, мышлением и действием» (Die Zusammenhange zwischen Muttersprache, Denken und Handeln) (1930) Л. Вайсгербер писал, что словарный запас конкретного языка включает в себя совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество. По мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами, поэтому можно сделать вывод о том, что родной язык содержит в своих понятиях некую картину мира и передает ее членам языкового сообщества .

Термином «картина мира» Л. Вайсгербер пользовался и раньше (например, он использовал его в своей монографии «Родной язык и формирование духа», опубликованной в 1929 году), но в ней он еще не относил этот термин к языку как таковому. Он указывал, что «картина мира» играет лишь стимулирующую роль языка по отношению к формированию у человека единой картины мира. Ученый писал: «Он (язык) позволяет человеку объединить весь опыт в единую картину мира и заставляет его забыть о том, как раньше, до того, как он изучил язык, он воспринимал окружающий мир» .

В вышеупомянутой статье 1930 года Л. Вайсгербер уже прямо вписывает картину мира в сам язык, делая ее его фундаментальной принадлежностью. Но в ней картина мира пока еще внедряется только в словарный состав языка, а не в язык в целом. В статье «Язык» (Sprache), опубликованной в 1931 году, он делает новый шаг в соединении понятия картины мира с языком, а именно - вписывает его в содержательную сторону языка вцелом. “В языке конкретного сообщества, - пишет он, - живет и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка” .

Важно подчеркнуть, что в 30-е годы Л. Вайсгербер не делает чрезмерного акцента на мировоззренческой стороне языковой картины мира. Лишь со временем он оставляет в стороне объективную основу языковой картины мира и начнет подчеркивать ее мировоззренческую, субъективно-национальную, «идиоэтническую» сторону, проистекающую из факта, что в каждом языке представлена особая точка зрения на мир - та точка зрения, с которой смотрел на него народ, создавший данный язык. Сам же мир, по мнению ученого, всегда будет оставаться в тени этой точки зрения. Начиная с 50-х годов ученый выделяет в языковой картине мира ее «энергейтический» (от «энергейя » В. Гумбольдта) аспект, связанный с воздействием картины мира, заключенной в том или ином языке, на познавательную и практическую деятельность ее носителей, тогда как в 30-е годы он делал упор на «эргоническом» (от «эргон» В. Гумбольдта) аспекте языковой картины мира .

Научная эволюция Л. Вайсгербера в отношении к концепции языковой картины мира шла в направлении от указания на ее объективно-универсальную основу к подчеркиванию ее субъективно-национальной природы. Вот почему начиная с 50-х годов он стал все больше и больше делать упор на «энергейтическое» определение языковой картины мира, поскольку воздействие языка на человека, с его точки зрения, в первую очередь проистекает из своеобразия его языковой картины мира, а не из универсальных ее составляющих.

Чем в большей тени оставлял Л. Вайсгеребер объективный фактор формирования языковой картины мира - внешний мир, тем больше он превращал язык в некоего «создателя мира». Своеобразную перевернутость отношений между внешним миром и языком можно обнаружить у Вайсгербера в решении им вопроса о соотношении научной и языковой картин мира. Он не пошел здесь по пути Эрнста Кассирера , который в своей «Философии символических форм» в решении этого вопроса нашел вполне взвешенную позицию, полагая, что дело ученого, кроме всего прочего, состоит в освобождении от уз языка, с помощью которого он осмысливает объект своего исследования, чтобы выйти на него как таковой. При этом язык он ставил на один уровень с мифом. «…философское познание вынуждено прежде всего освободиться от уз языка и мифа, - писал Э. Кассирер, - оно должно оттолкнуть этих свидетелей человеческого несовершенства, прежде, чем оно сможет воспарить в чистый эфир мысли» .

Кассирер признавал власть языка над научным сознанием. Но он признавал ее лишь на начальном этапе деятельности ученого, направленной на исследование того или иного предмета. Он писал: «…отправной точкой всякого теоретического познания является уже сформированный языком мир: и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видит предметы поначалу так, как им их преподносит язык». Здесь важно подчеркнуть слово «поначалу» и указать на то, что ученый должен стремиться, по Э. Кассиреру, к преодолению власти языка над его исследовательским сознанием. Поясняя мысль о неприемлемости в науке многих представлений о мире, закрепленных в языке, Э.Кассирер писал: «Научное познание, взращенное на языковых понятиях, не может не стремиться покинуть их, поскольку оно выдвигает требование необходимости и универсальности, которому языки как носители определенных разнообразных мировидений, соответствовать не могу и не должны» .

По поводу решения вопроса о соотношении науки и языка у Л.Вайсгербера сформировалось собственное мнение. Чтобы облегчить понимание вопроса о влиянии языка на науку, Вайсгерберу необходимо было их сблизить, показать, что разница между ними не столь велика, как может показаться на первый взгляд неискушенному человеку. Он пытался развеять «предубеждение» о том, что наука свободна от идиоэтнизма и что в ней господствует универсальное. Он писал о научном познании: «Универсально оно в том смысле, что оно независимо от пространственных и временных случайностей и что его результаты в том смысле адекватны структуре человеческого духа, что все люди вынуждены признать определенный ход научного размышления… Такова цель, к которой наука стремится, но которая нигде не достигнута». По мнению исследователя, существует нечто, что не дает науке быть универсальной. «Связь науки с предпосылками и сообществами, - писал Вайсгербер, - не имеющими общечеловеческого масштаба». Эта-то связь и «влечет за собой соответствующие ограничения истинности» .

По рассуждениям Вайсгербера можно сделать вывод, что если бы люди были лишены своих этнических и индивидуальных особенностей, то они сумели бы добраться до истины, а поскольку они не имеют этой возможности, то полной универсальности они никогда не смогут достичь. Казалось бы, из этих размышлений ученый должен был бы сделать вывод о том, что люди (и в особенности - ученые), по крайней мере, должны стремится к освобождению своего сознания от субъективизма, проистекающего из их индивидуальности. К такому выводу в решении вопроса о соотношении науки и языка пришел Э.Кассирер. Но Л.Вайсгербер рассудил иначе.

С его точки зрения, попытки людей (в том числе и ученых) освободиться от власти родного языка всегда обречены на провал. В этом состоял главный постулат его философии языка. Объективный (безъязыковой, невербальный) путь познания он не признавал. Из этих предпосылок следовало его решение вопроса о соотношении науки и языка: раз уж от влияния языка наука освободиться не в состоянии, то надо превратить язык в ее союзника.

В вопросе о соотношении научной и языковой картин мира Л.Вайсгербер был предшественником Б.Уорфа . Как и последний, немецкий ученый предлагал в конечном счете строить научную картину мира, исходя из языковой. Но между Л.Вайсгербером и Б.Уорфом здесь имеется и различие. Если американский ученый пытался поставить науку в полное подчинение от языка, то немецкий признавал это подчинение лишь частично - только там, где научная картина мира отстает от языковой.

Вайсгербер понимал язык как «промежуточный мир» (Zwischenwelt) между человеком и внешним миром. Под человеком здесь надо иметь в виду и ученого, который, как и все прочие не в состоянии в своей исследовательской деятельности освободиться от уз, налагаемых на него картиной мира, заключенной в его родном языке. Он обречен видеть мир сквозь призму родного языка. Он обречен исследовать предмет по тем направлениям, которые ему предсказывает его родной язык.

Однако Вайсгербер допускал относительную свободу человеческого сознания от языковой картины мира, но в ее же рамках. Иначе говоря, от языковой картины мира, имеющейся в сознании, в принципе никто освободиться не может, но в рамках самой этой картины мы можем позволить себе некоторые движения, которые и делают нас индивидуальностями. Но своеобразие личности, о котором здесь говорит Л.Вайсгербер, всегда ограничено национальной спецификой его языковой картины мира. Вот почему француз всегда будет видет мир из своего языкового окна, русский - из своего, китаец - из своего и т.д. Вот почему, как и Э.Сепир , Л.Вайсгербер мог сказать, что люди, говорящие на разных языках, живут в разных мирах, а вовсе не в одном и том же мире, на который навешаны лишь разные языковые ярлыки.

Л.Вайсгербер прибегал ко многим лексическим примерам, чтобы показать мировоззренческую зависимость человека от его родного языка. Можно привести следующий, в котором Вайсгербер отвечает на вопрос о том, как в нашем сознании формируется мир звезд. Объективно, с его точки зрения, никаких созвездий не существует, поскольку то, что мы называем созвездиями, на самом деле выглядят как скопления звезд лишь с нашей, земной, точки зрения. В реальности же звезды, которые мы произвольно объединяем в одно «созвездие», могут быть расположены друг от друга на огромных расстояниях. Тем не менее звездный мир в нашем сознании выглядит как система созвездий. Мировоззренчески - творящая сила языка в данном случае заключена в тех наименованиях, которые имеются в нашем родном языке для соответственных созвездий. Именно они и заставляют нас с детства творить в сознании свой мир звезд, поскольку, усваивая эти наименования от взрослых, мы вынуждены перенимать и представления, связанные с ними. Но, поскольку в разных языках имеется неодинаковое число звездных наименований, то, стало быть, у их носителей будут разные звездные миры. Так, в греческом Л.Вайсгербер нашел лишь 48 наименований, а в китайском - 283. Вот почему у грека - свой звездный мир, а у китайца свой.

Подобным образом дело обстоит, по Вайсгерберу, и со всеми другими классификациями, которые имеются в картине мира того или иного языка. Именно они в конечном счете и задают человеку ту картину мира, которая заключена в его родном языке.

Признавая высокий авторитет Лео Вайсгербера, как автора весьма глубокой и тонко разработанной концепции языковой картины мира, современные ученые, однако, принять идею ее автора о том, что власть родного языка над человеком абсолютно непреодолима не могут. Не отрицая влияния языковой картины мира на мышление человека, необходимо, вместе с тем, указать на возможность неязыкового (невербального) пути познания, при котором не язык, а сам объект задает то или иное направление мысли. Таким образом, языковая картина мира в конечном счете влияет на мировоззрение, но формирует ее сам мир, с одной стороны, и независимая от языка концептуальная точка зрения на него, с другой.

Гипотеза лингвистической относительности Сепира - Уорфа

Гипотеза лингвистической относительности (от лат. lingua – язык) — предположение, выдвинутое в работах Э. Сепира и Б. Уорфа, согласно которому процессы восприятия и мышления обусловлены этноспецифическими особенностями структуры языка. Те или иные языковые конструкции и словарные связки, действуя на бессознательном уровне, приводят к созданию типичной картины мира, которая присуща носителям данного языка и которая выступает в качестве схемы для каталогизации индивидуального опыта. Грамматический строй языка навязывает способ выделения элементов окружающей действительности .

Гипотеза лингвистической относительности (известная также как «гипотеза Сепира – Уорфа»), тезис, согласно которому существующие в сознании человека системы понятий, а, следовательно, и существенные особенности его мышления определяются тем конкретным языком, носителем которого этот человек является.

Лингвистическая относительность – центральное понятие этнолингвистики, области языкознания, изучающей язык в его взаимоотношении с культурой. Учение об относительности («релятивизм») в лингвистике возникло в конце 19 – начале 20 в. в русле релятивизма как общеметодологического принципа, нашедшего свое выражение как в естественных, так и в гуманитарных науках, в которых этот принцип трансформировался в предположение о том, что чувственное восприятие действительности определяется ментальными представлениями человека. Ментальные представления, в свою очередь, могут изменяться под воздействием языковых и культурных систем. Поскольку в конкретном языке и, шире, в конкретной культуре концентрируется исторический опыт их носителей, ментальные представления носителей различных языков могут не совпадать .

В качестве простейших примеров того, как по-разному языки концептуализуют внеязыковую реальность, часто приводят такие фрагменты лексических систем, как названия частей тела, термины родства или системы цветообозначения. Например, в русском языке для обозначения ближайших родственников одного с говорящим поколения используются два разных слова в зависимости от пола родственника – брат и сестра. В японском языке этот фрагмент системы терминов родства предполагает более дробное членение: обязательным является указание на относительный возраст родственника; иначе говоря, вместо двух слов со значением "брат" и "сестра" используется четыре: ani "старший брат", ane "старшая сестра", otooto "младший брат", imooto "младшая сестра". Кроме того, в японском языке имеется также слово с собирательным значением kyoodai "брат или сестра", "братья и/или сестры", обозначающее ближайшего родственника (родственников) одного с говорящим поколения вне зависимости от пола и возраста (подобные обобщающие названия встречаются и в европейских языках, например, английское sibling "брат или сестра"). Можно говорить о том, что способ концептуализации мира, которым пользуется носитель японского языка, предполагает более дробную понятийную классификацию по сравнению со способом концептуализации, который задан русским языком .

В разные периоды истории лингвистики проблемы различий в языковой концептуализации мира ставились, в первую очередь, в связи с частными практическими и теоретическими задачами перевода с одного языка на другой, а также в рамках такой дисциплины, как герменевтика . Принципиальная возможность перевода с одного языка на другой, как и адекватная интерпретация древних письменных текстов, базируется на предположении о том, что существует некоторая система представлений, универсальных для носителей всех человеческих языков и культур или, по крайней мере, разделяемая носителями той пары языков, с которого и на который осуществляется перевод. Чем ближе языковые и культурные системы, тем больше шансов адекватно передать на языке перевода то, что было уложено в концептуальные схемы языка оригинала. И наоборот, существенные культурные и языковые различия позволяют увидеть, в каких случаях выбор языкового выражения определяется не столько объективными свойствами обозначаемой ими внеязыковой действительности, сколько рамками внутриязыковой конвенции : именно такие случаи не поддаются или плохо поддаются переводу и интерпретации. Понятно поэтому, что релятивизм в лингвистике получил мощный импульс в связи с возникшей во второй половине 19 в. задачей изучения и описания «экзотических» языков и культур, резко отличных от европейских, прежде всего языков и культур американских индейцев.

Лингвистическая относительность как научное понятие ведет свое начало от работ основоположников этнолингвистики – американского антрополога Франца Боаса , его ученика Эдварда Сепира и ученика последнего Бенджамена Уорфа. В той наиболее радикальной форме, которая вошла в историю лингвистики под названием «гипотезы Сепира – Уорфа» и стала предметом продолжающихся и поныне дискуссий, гипотеза лингвистической относительности была сформулирована Уорфом, а точнее, приписана ему на основании ряда его утверждений и эффектных примеров, содержавшихся в его статьях. На самом деле эти утверждения Уорф сопровождал рядом оговорок, а у Сепира подобного рода категорических формулировок не было вообще .

Представление Боаса о классифицирующей и систематизирующей функции языка основывалось на тривиальном, на первый взгляд, соображении: число грамматических показателей в конкретном языке относительно невелико, число слов в конкретном языке велико, однако тоже конечно, число же обозначаемых данным языком явлений бесконечно. Следовательно, язык используется для обозначения классов явлений, а не каждого явления в отдельности. Классификацию же каждый язык осуществляет по-своему. В ходе классификации язык сужает универсальное концептуальное пространство, выбирая из него те компоненты, которые в рамках конкретной культуры признаются наиболее существенными.

Родившийся и получивший образование в Германии, Боас испытал несомненное влияние лингвистических воззрений В. фон Гумбольдта, считавшего, что в языке воплощаются культурные представления сообщества людей, пользующихся данным языком. Однако Боас не разделял гумбольдтовских представлений о так называемой «стадиальности». В отличие от Гумбольдта Боас считал, что различия в «картине мира», закрепленные в языковой системе, не могут свидетельствовать о большей или меньшей развитости его носителей. Лингвистический релятивизм Боаса и его учеников строился на идее биологического равенства и, как следствие, равенства языковых и мыслительных способностей. Многочисленные языки за пределами Европы, в первую очередь языки Нового Света, которые стали интенсивно осваиваться лингвистикой на рубеже 19–20 в., оказывались экзотическими с точки зрения лексики и особенно грамматики европейских языков, однако в рамках боасовской традиции эта необычность не считалась свидетельством «примитивности» этих языков или «примитивности» отраженной в этих языках культуры. Напротив, стремительно расширявшаяся география лингвистических исследований позволила понять ограниченность европоцентрических взглядов на описание языка, дав в руки сторонников лингвистической относительности новые аргументы .

Важнейший этап в исследовании языка как средства систематизации культурного опыта связан с работами Э.Сепира. Сепир понимал язык прежде всего как строго организованную систему, все компоненты которой – такие, как звуковой состав, грамматика, словарный фонд, – связаны жесткими иерархическими отношениями. Связь между компонентами системы отдельно взятого языка строится по своим внутренним законам, в результате чего спроецировать систему одного языка на систему другого, не исказив при этом содержательных отношений между компонентами, оказывается невозможным. Понимая лингвистическую относительность именно как невозможность установить покомпонентные соответствия между системами разных языков, Сепир ввел термин «несоизмеримость» (incommensurability) языков. Языковые системы отдельных языков не только по-разному фиксируют содержание культурного опыта, но и предоставляют своим носителям не совпадающие пути осмысления действительности и способы ее восприятия.

Внутриязыковые возможности системы, позволяющие членам языкового сообщества получать, хранить и передавать знания о мире, в значительной степени связаны с инвентарем формальных, «технических» средств и приемов, которыми располагает язык, – инвентарем звуков, слов, грамматических конструкций и т.д. Понятен поэтому интерес Сепира к изучению причин и форм языкового разнообразия: в течение многих лет он занимался полевыми исследованиями индейских языков, ему принадлежит одна из первых генеалогических классификаций языков Северной Америки. Сепир предложил и новаторские для своего времени принципы морфологической классификации языков, учитывавшие степень сложности слова, способы выражения грамматических категорий (аффикс, служебное слово и т.п.), допустимость чередований и другие параметры. Понимание того, что может и чего не может быть в языке как формальной системе, позволяет приблизиться к пониманию языковой деятельности как феномена культуры.

Наиболее радикальные взгляды на «картину мира говорящего» как результат действия языковых механизмов концептуализации высказывались Б.Уорфом. Именно Уорфу принадлежит сам термин «принцип лингвистической относительности», введенный по прямой и намеренной аналогии с принципом относительности А.Эйнштейна. Уорф сравнивал языковую картину мира американских индейцев (хопи, а также шауни, паюте, навахо и многих других) с языковой кариной мира носителей европейских языков. На фоне разительного контраста с видением мира, закрепленным в индейских языках, например в хопи, расхождения между европейскими языками представляются малосущественными, что дало основания Уорфу объединить их в группу «языков среднеевропейского стандарта» (SAE – St andard Average European) .

Инструментом концептуализации по Уорфу являются не только выделяемые в тексте формальные единицы – такие, как отдельные слова и грамматические показатели, – но и избирательность языковых правил, т.е. то, как те или иные единицы могут сочетаться между собой, какой класс единиц возможен, а какой не возможен в той или иной грамматической конструкции и т.д. На этом основании Уорф предложил различать открытые и скрытые грамматические категории: одно и то же значение может в одном языке выражаться регулярно с помощью фиксированного набора грамматических показателей, т.е. быть представленным открытой категорией, а другом языке обнаруживаться лишь косвенно, по наличию тех или иных запретов, и в этом случае можно говорить о скрытой категории. Так, в английском языке категория определенности/неопределенности является открытой и выражается регулярно с помощью выбора определенного или неопределенного артикля. Можно рассматривать наличие артикля и, соответственно, наличие открытой категории определенности в языке как свидетельство того, что представление об определенности является важным элементом картины мира для носителей данного языка. Однако неверно считать, что значение определенности не может быть выражено в языке, где нет артиклей. В русском языке, например, существительное в конечной ударной позиции может быть понято и как определенное, и как неопределенное: слово старик в предложении Из окна выглянул старик может обозначать как вполне определенного старика, о котором уже шла речь, так и некоторого неизвестного старика, впервые возникающего в поле зрения говорящих. Соответственно, в переводе данного предложения на артиклевый язык в зависимости от более широкого контекста возможен как определенный, так и неопределенный артикль. Однако в начальной безударной позиции существительное понимается только как определенное: слово старик в предложении Старик выглянул из окна может обозначать только конкретного и скорее всего ранее упомянутого старика и, соответственно, может быть переведено на артиклевый язык только с определенным артиклем.

Уорфа следует считать также родоначальником исследований, посвященных роли языковой метафоры в концептуализации действительности. Именно Уорф показал, что переносное значение слова может влиять на то, как функционирует в речи его исходное значение. Классический пример Уорфа – английское словосочетание empty gasoline drums "пустые цистерны [из-под] бензина". Уорф, получивший профессиональное образование инженера-химика и работавший в страховой компании, обратил внимание на то, что люди недооценивают пожароопасность пустых цистерн, несмотря на то, в них могут содержаться легко воспламеняемые пары бензина. Лингвистическую причину этого явления Уорф видит в следующем. Английское слово empty (как, заметим, и его русский аналог прилагательное пустой) как надпись на цистерне предполагает понимание "отсутствие в емкости содержимого, для хранения которого эта емкость предназначена", однако это слово имеет еще и переносное значение: "ничего не значащий, не имеющий последствий" (ср. русские выражения пустые хлопоты, пустые обещания). Именно это переносное значение слова приводит к тому, что ситуация с пустыми цистернами «моделируется» в сознании носителей как безопасная .

В современной лингвистике именно изучение метафорических значений в обыденном языке оказалось одним из тех направлений, которые наследуют «уорфианские» традиции. Исследования, проводившиеся Дж.Лакоффом, М.Джонсоном и их последователями начиная с 1980-х годов, показали, что языковые метафоры играют важную роль не только в поэтическом языке, они структурируют и наше обыденное восприятие и мышление. Однако современные версии уорфианства интерпретируют принцип лингвистической относительности прежде всего как гипотезу, нуждающуюся в эмпирической проверке. Применительно к изучению языковой метафоры это означает, что на первый план выдвигается сравнительное изучение принципов метафоризации в большом корпусе языков разных ареалов и различной генетической принадлежности с тем, чтобы выяснить, в какой степени метафоры в отдельно взятом языке являются воплощением культурных предпочтений отдельно взятого языкового сообщества, а в какой отражают универсальные биопсихологические свойства человека. Дж.Лакофф, З.Кёвечеш и ряд других авторов показали, например, что в такой области понятий, как человеческие эмоции, важнейший пласт языковой метафоризации основан на универсальных представлениях о человеческом теле, его пространственном расположении, анатомическом строении, физиологических реакциях и т.п. Было обнаружено, что во множестве обследованных языков – ареально, генетически и типологически далеких – эмоции описываются по модели «тело как вместилище эмоций». При этом конкретно-языковые, внутрикультурные вариации возможны в том, например, какая часть тела (или все тело целиком) «отвечает» за данную эмоцию, в виде какой субстанции (твердой, жидкой, газообразной) описываются те или иные чувства. Например, злость и гнев во многих языках, том числе и в русском (Ю.Д.Апресян и ряд других авторов), метафорически связаны с высокой температурой жидкообразного содержимого – закипел от гнева/ярости, ярость клокочет, выплеснул свою злость и т.д. При этом вместилищем гнева, как и большинства других эмоций в русском языке, является грудь, ср. закипело в груди. В японском языке (К.Мацуки) гнев «размещается» не в груди, а в части тела, которая называется hara "брюшная полость, нутро": рассердиться по-японски означает ощутить, что hara ga tatsu "нутро поднимается" .

Выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности поныне сохраняет статус именно гипотезы. Ее сторонники нередко утверждают, что она ни в каких доказательствах не нуждается, ибо зафиксированное в ней утверждение является очевидным фактом; противники же склонны полагать, что она и не может быть ни доказана, ни опровергнута (что, с точки зрения строгой методологии научного исследования, выводит ее за границы науки; впрочем, сами эти критерии с середины 1960-х годов ставятся под сомнение). В диапазоне же между этими полярными оценками укладываются все более изощренные и многочисленные попытки эмпирической проверки данной гипотезы.

Раздел 2. Современное видение «языковой картины мира» и ее прикладное значение

Современное понимание «языковой картины мира»

Как уже говорилось ранее, современное состояние проблемы изучения языковых картин мира озвучил в своих работах академик Юрий Дереникович Апресян . Представления о них согласно ученого выглядят следующим образом.

Естественный язык отражает собственный способ восприятия и организации мира. Его значения образуют единую систему взглядов, которая является обязательной для всех носителей языка и называется языковой картиной мира. Она является «наивной» в том плане, что зачастую отличается от «научной» картины мира. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные .

Исследование наивной картины мира разворачивается в двух основных направлениях.

Во-первых, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты, своего рода лингво-культурные изоглоссы и их пучки. Это прежде всего "стереотипы" языкового и более широкого культурного сознания. Например можно выделить типично русские концепты: душа, тоска, судьба, задушевность, удаль, воля (вольная), поле (чистое), даль, авось. С другой стороны, это специфические коннотации неспецифичных концептов. В данном случае можно сказать о символике цветообозначений в разных культурах .

Во-вторых, ведется поиск и реконструкция присущего языку цельного, хотя и "наивного", донаучного взгляда на мир. Развивая метафору лингвистической географии, можно было бы сказать, что исследуются не отдельные изоглоссы или пучки изоглосс, а диалект в целом. Хотя национальная специфика и здесь учитывается со всей возможной полнотой, акцент ставится именно на цельной языковой картине мира. На сегодняшний день ученых в большей степени интересует именно этот подход. Ю. Д. Апресян выделил его основные положения .

1. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Когда-то грамматические значения противопоставлялись лексическим как подлежащие обязательному выражению, независимо от того, важны они для существа конкретного сообщения или нет. В последние десятилетия было обнаружено, что многие элементы лексических значений тоже выражаются в обязательном порядке .

2. Свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков .

3. С другой стороны, он "наивен" в том смысле, что во многих существенных деталях отличается от научной картины мира. При этом наивные представления отнюдь не примитивны. Во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, наивные представления о внутреннем мире человека. Они отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир .

4. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени (например, вполне релятивистские, хотя и донаучные понятия пространства и времени говорящего и понятие наблюдателя), наивную этику, наивную психологию и т. п. Так, из анализа пар слов типа хвалить и льстить, хвалить и хвалиться, обещать и сулить, смотреть и подсматривать, слушать и подслушивать, смеяться (над кем-л.) и глумиться, свидетель и соглядатай, любознательность и любопытство, распоряжаться и помыкать, предупредительный и подобострастный, гордиться и кичиться, критиковать и чернить, добиваться и домогаться, показывать (свою храбрость) и рисоваться (своей храбростью), жаловаться и ябедничать и др. можно извлечь представление об основополагающих заповедях русской наивно-языковой этики. Вот некоторые из них: "нехорошо преследовать узкокорыстные цели" (домогаться, льстить, сулить); "нехорошо вторгаться в частную жизнь других людей" (подсматривать, подслушивать, соглядатай, любопытство); "нехорошо унижать достоинство других людей" (помыкать, глумиться); "нехорошо забывать о своих чести и достоинстве" (пресмыкаться, подобострастный); "нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки" (хвастаться, рисоваться, кичиться, чернить); "нехорошо рассказывать третьим лицам о том, что нам не нравится в поведении и поступках наших ближних" (ябедничать); и т. п. Конечно, все эти заповеди — не более чем прописные истины, но любопытно, что они закреплены в значениях слов. Отражаются в языке и некоторые положительные заповеди наивной этики .

Сверхзадачей системной лексикографии является отражение воплощенной в данном языке наивной картины мира — наивной геометрии, физики, этики, психологии и т. д. Наивные представления каждой из этих областей не хаотичны, а образуют определенные системы и, тем самым, должны единообразно описываться в словаре. Для этого, вообще говоря, надо было бы сначала реконструировать по данным лексических и грамматических значений соответствующий фрагмент наивной картины мира. На практике, однако, в этом, как и в других подобных случаях, реконструкция и (лексикографическое) описание идут рука об руку и постоянно корректируют друг друга.

Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи: 1) что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира») и 2) что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики . Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, пошлость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, А.А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.).

Прикладное значение теории «языковой картины мира»

Анализ языковых картин мира имеет огромное прикладное значение, а особенно в современных условиях глобализации и информатизации, когда стираются границы между странами и регионами, а потенциал современных информационных технологий достиг невиданных доселе вершин.

Изучение проблем языка, речи и их взаимодействия и взаимопроникновения приобретает особую актуальность в контексте диалога культур. Слово, проявляющее в конкретной речевой ситуации одно из своих современных значений, аккумулирует в себе весь опыт и знания (т.е. культуру в широком смысле слова), полученные на протяжении развития человечества, а значит, отражает определенный фрагмент языковой картины мира. Говоря о культуре речи, нужно иметь в виду, что она должна пониматься не только как соблюдение различных норм языка, но и как способность, с одной стороны, правильно подбирать средства для выражения собственных мыслей, а с другой, правильно декодировать речь собеседника. Поэтому изучение языковой картины мира позволяет правильно понять собеседника, корректно перевести и интерпретировать его речь, что представляется немаловажным для решения задач перевода и общения.

Компьютеры вошли в жизнь человека - он все больше и больше полагается на них. Компьютеры печатают документы, управляют сложными технологическими процессами, проектируют технические объекты, развлекают детей и взрослых. Естественно стремление человека как можно полнее выразить себя в алгоритмических устройствах, преодолеть языковый барьер, разделявший два разных мира. Как уже отмечалось, язык, человек и реальность неразрывно связаны между собой. Поэтому обучение компьютера естественному языку – задача чрезвычайно сложная, связанная с глубоким проникновением в законы мышления и языка. Научить компьютер понимать естественный язык - это практически то же самое, что научить его чувствовать мир .

Многие ученые считают решение этой задачи принципиально невозможным. Но так или иначе процесс сближения человека и его «электронного создания» начался, и сегодня еще тяжело предположить, чем он закончится. Во всяком случае, человек, пытаясь моделировать задачу языкового общения, начинает понимать себя гораздо полнее, а значит и свою историю, культуру.

Важно изучение языковой картины мира для лингвистики, философии, социологии, психологии, управления, культурологии, этики, этнографии, истории и других наук. Это знание позволит изучить человека глубже, понять неизвестные еще принципы его деятельности и их основы, открыть дорогу к новым еще неизведанным горизонтам понимания человеческого сознания и бытия.

Заключение

В результате выполнения работы была достигнута поставленная во введении задача. Были рассмотрены основные историко-философские аспекты развития понятия «языковая картина мира» в рамках различных дисциплин и направлений, а также обозначены сферы практического применения накопленного знания.

Выяснилось, что теоретическую основу рассматриваемой предметной области заложил немецкий филолог, философ и языковед Вильгельм Гумбольдт в своей работе «О внутренней форме языка». Дальнейшие исследователи опирались на работу ученого, видоизменяя ее в соответствии с собственным видением проблемы.

Теорию языковой картины мира построил немецкий ученый Лео Вайсгербер, опираясь на учения Гумбольдта. Он же впервые и ввел понятие «языковая картина мира». Учитывая все заслуги Вайсгербера, как основоположника теории, современные ученые все же не согласны с выдвигаемой им идеей, что власть языка над человеком непреодолима и считают, что хотя языковая картина мира накладывает серьезный отпечаток на индивида, действие ее силы абсолютным не является.

Практически параллельно с Вайсгербером была разработана гипотеза «Лингвистической относительности Сепира – Уорфа», ставшая также фундаментальным камнем изучения языковой картины мира. Гипотеза лингвистической относительности является проявлением релятивизма в языкознании. Она гласит, что процессы восприятия и мышления человека обусловлены этноспецифическими особенностями структуры языка. Гипотеза лингвистической относительности, тезис, согласно которому существующие в сознании человека системы понятий, а, следовательно, и существенные особенности его мышления определяются тем конкретным языком, носителем которого этот человек является.

Выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности поныне сохраняет статус именно гипотезы. В диапазоне же между полярными оценками ее сторонников и противников укладываются все более изощренные и многочисленные попытки эмпирической проверки данной гипотезы, которые, к сожалению, на сегодняшний момент не увенчались успехом.

Современные представления о языковой картине мира изложил академик Ю.Д.Апресян и его последователи. Кратко их можно представить следующим образом.

1. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка и является его языковой картиной.

2. Свойственный языку взгляд на мир отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков.

3. Языковая картина мира "наивна" в том смысле, что во многих существенных деталях отличается от научной картины мира. При этом наивные представления отнюдь не примитивны. Во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные, так как способны служить надежным проводником в мир этой языковой картины.

4. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику, наивную этику, наивную психологию и т. п. Из их анализа можно извлечь представление об основополагающих заповедях той или иной культуры, общности, что позволяет понять их лучше.

Изучением языковой картины мира занимается большое количество ученых, среди которых можно выделить Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюнову, А.Вежбицкую, А.Зализняк, И.Б.Левонтину, Е.В.Рахилину, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлеву и многих других.

Изучение языковой картины мира представляется важным для многих наук (лингвистики, философии, социологии, психологии, управления, культурологии, этики, этнографии, истории и других). Это знание позволит изучить человека глубже, понять неизвестные еще принципы его деятельности и их основы, открыть дорогу к новым еще неизведанным горизонтам понимания человеческого сознания и бытия.

Список использованной литературы

http://psi.webzone.ru/st/051800.htm
http://ru.wikipedia.org/
http://www.2devochki.ru/90/20739/1.html
http://www.booksite.ru/fulltext/1/001/008/051/698.htm
http://www.countries.ru/library/culturologists/sepir.htm
http://www.gramota.ru/
http://www.humanities.edu.ru/db/msg/44837
http://www.islu.ru/danilenko/articles/vaiskart.htm
http://www.krugosvet.ru/articles/06/1000619/1000619a1.htm
http://www.krugosvet.ru/articles/77/1007714/1007714a1.htm
http://www.krugosvet.ru/articles/87/1008759/1008759a1.htm
http://www.yazyk.net/page.php?id=38
Анисимов А.В. Компьютерная лингвистика для всех: Мифы.Алгоритмы.Язык- Киев: Наук. думка, 1991.- 208 с.
Апресян Ю.Д. Избранные труды, том II. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - 767 с.
Большая электронная энциклопедия Кирилла и Мефодия
Люгер Джордж Ф. Искусственный интеллект: стратегии и методы решения сложных проблем, 4-е издание – М.: Издательский дом «Вильямс», 2005. – 864 с.

Концепт (от лат. conceptus — мысль, понятие) - смысловое значение имени (знака), т. е. содержание понятия, объем которого есть предмет (денотат) этого имени (напр., смысловое значение имени Луна — естественный спутник Земли).

Вайсгербер Лео (Weisgerber, Johann Leo) (1899–1985), немецкий филолог. Изучал сравнительное языкознание, германистику, а также романистику и кельтологию. Вайсгербер исследовал вопросы истории языка. Важнейший труд – четырехтомник «О силах немецкого языка» («Von den Krften der deutschen Sprache»), в котором сформулированы и обоснованы положения его лингвофилософской концепции. Из поздних работ Вайсгербера особого внимания заслуживает его книга «Дважды язык» («Zweimal Sprache», 1973) .

Гумбольдт Вильгельм (1767-1835), немецкий филолог, философ, языковед, государственный деятель, дипломат. Развил учение о языке как непрерывном творческом процессе, как «формирующем органе мысли» и о «внутренней форме языка», как выражении индивидуального миросозерцания народа .

У Вильгельма фон Гумбольдта противопоставление «эргон – энергейя» соотносится с другим противопоставлением: «Язык есть не мертвый продукт, а созидающий процесс». В рамках гумбольдтовской диалектической картины мира язык и все связанное с ним предстают то как нечто готовое, законченное (эргон), то как пребывающее в процессе формирования (энергейя). Так, с одной точки зрения, материал языка предстает как уже произведенный, а с другой - как никогда не достигающий состояния завершенности, законченности. Развивая первую точку зрения, Гумбольдт пишет, что каждый народ получает с незапамятных времен материал своего языка от прежних поколений, и деятельность духа, трудящаяся над выработкой выражения мыслей, имеет дело уже с готовым материалом и, соответственно, не творит, а только преобразует. Развивая вторую точку зрения, Гумбольдт замечает, что состав слов языка нельзя представлять готовой массой. Не говоря о постоянном образовании новых слов и форм, весь запас слов в языке, пока язык живет в устах народа, есть непрерывно производящийся и воспроизводящийся результата словообразовательных сил. Он воспроизводится, во-первых, целым народом, которому язык обязан своей формой, в обучении детей речи и, наконец, в ежедневном употреблении речи. В языке как в «вечно повторяющейся работе духа» не может быть ни минуты застоя, его природа - непрерывное развитие под влиянием духовной силы каждого говорящего. Дух непрестанно стремится внести в язык что-либо новое, чтобы, воплотив в него это новое, опять стать под его влияние .

Кассирер Эрнст (Cassirer, Ernst) (1874–1945), немецкий философ и историк. Перу Кассирера принадлежит обширный исторический труд «Проблема познания в философии и науке Нового времени» («Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit», 1906–1957), в котором за систематическим изложением проблемы следует ее история от античности до 40-х годов 20 в. Сведя воедино результаты своих занятий культурологией, наукой и историей, он опубликовал еще один трехтомный труд – «Философия символических форм» («Philosophie der symbolischen Formen», 1923–1929). В этих и других работах Кассирер анализировал функции языка, мифа и религии, искусства и истории как «символических форм», через которые человек обретает понимание самого себя и окружающего мира .

Уорф Бенджамин Ли (1897 - 1941 гг.) - американский языковед, этнограф. Исследовал проблему соотношения языка и мышления. Под влиянием идей Э.Сепира и в результате наблюдений над юто-ацтекскими языками сформулировал гипотезу лингвистической относительности (гипотеза Сепира-Уорфа – смотри далее) .

Боас (Boas) Франц (1858 — 1942), американский лингвист, этнограф и антрополог, основатель школы «культурной антропологии». Боас разработал основы строго описательной методики анализа языков и культур, которая стала методологией культурной антропологии — самой значительной школы в американской культурологии и этнографии. Он одним из первых продемонстрировал комплексный описательный подход к изучению народов и культур, который впоследствии станет научной нормой антропологии 20-го века. В отличие от большинства антропологов своего времени, он отказывался считать, что так называемые «примитивные» народы находятся на более ранней ступени развития, чем «цивилизованные», противопоставляя этому этноцентрическому взгляду культурный релятивизм, т. е. убеждение, что все культуры, сколь бы они ни были различны на вид, развиты и ценны одинаково.

Юрий Дереникович Апресян (род. 1930) — российский лингвист, академик РАН (1992). Автор трудов в области семантики, синтаксиса, лексикографии, структурной и математической лингвистики, машинного перевода и др. Среди его трудов следует выделить: «Идеи и методы современной структурной лингвистики (краткий очерк)», 1966, «Экспериментальное исследование семантики русского глагола», 1967, «Интегральное описание языка и системная лексикография // Избранные труды», «Языки русской культуры», 1995 .

Изоглосса (от изо... и греч. glossa — язык, речь) - линия на карте, обозначающая в лингвистической географии границы распространения какого-либо языкового явления (фонетического, морфологического, синтаксического, лексического и др.). Например, можно провести И., показывающие распространение в юго-западных областях РСФСР слова «гомонить» в значении «говорить». Наряду с общим термином «И.» используются также частные — изофона (И., показывающая распространение звука), изосинтагма (И., показывающая распространение синтаксического явления) и т. п. .

Литература:

Арутюнова Н.Д. Стиль Достоевского в рамке русской картины мира . – В кн.: Поэтика. Стилистика. Язык и культура. Памяти Т.Г.Винокур. М., 1996
Иорданская Л.Н. Попытка лексикографического толкования группы русских слов со значением чувства . – Машинный перевод и прикладная лингвистика, вып. 13. М., 1970
Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл . М., 1976
Арутюнова Н.Д. Аномалии и язык: К проблеме «языковой картины мира ». – Вопросы языкознания, 1987, № 3
Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем . – В кн.: Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987
Пеньковский А.Б. «Радость » и «удовольствие » в представлении русского языка . – В кн.: Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991
Апресян В.Ю., Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций . – Вопросы языкознания, 1993, № 3
Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира . (Модели пространства, времени и восприятия ). М., 1994
Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка . – В кн.: Апресян Ю.Д. Избранные труды, т. 2. М., 1995
Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная «анатомия ». – Вопросы языкознания, 1995, № 3
Вежбицкая А. Язык, культура, познание . М., 1996
Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. «Попречный кус ». – Русская речь, 1996, № 5
Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Русское «заодно » как выражение жизненной позиции . – Русская речь, 1996, № 2
Зализняк Анна А., Шмелев А.Д. Время суток и виды деятельности . – В кн.: Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры . М., 1997
Шмелев А.Д. Лексический состав русского языка как отражение «русской души ». – В кн.: Т.В.Булыгина, А.Д.Шмелев. Языковая концептуализация мира (на материале русской граматики). М., 1997
Булыгина Т.В, Шмелев А.Д. Неожиданности в русской языковой картине мира . – POLYTROPON. К 70-летию Владимира Николаевича Топорова. М., 1998
Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков . М., 1999
Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций
Зализняк Анна А. Заметки о метафоре
Зализняк Анна А. О семантике щепетильности («обидно », «совестно » и «неудобно » на фоне русской языковой картины мира ). – В кн.: Логический анализ языка. Языки этики. М., 2000
Зализняк Анна А. Преодоление пространства в русской языковой картине мира: глагол «добираться ». – В кн.: Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000
Крылова Т.В. Статусные правила в наивной этике . – В кн.: Слово в тексте и в словаре. Сборник статей к семидесятилетию академика Ю.Д.Апресяна. М., 2000
Левонтина И.Б, Шмелев А.Д. Родные просторы . – В кн.: Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000
Новый объяснительный словарь синонимов русского языка . Под общим руководством Ю.Д.Апресяна, вып. 1. М., 1997; вып. 2. М., 2000
Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен . М., 2000

При рассмотрении картины мира нельзя не упомянуть о языковом аспекте, восходящем к идеям немецкого философа, просветителя, общественного и государственного деятеля, дипломата Фридриха Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835) и его последователей-неогумбольдтианцев, среди которых особо нужно отметить немецкого языковеда, специалиста в области языкознания Иоганна Лео Вайсгербера (1899–1985). При этом, однако, следует сказать, что в основе представлений о языковой картине мира лежат идеи американских этнолингвистов, в частности гипотеза лингвистической относительности Сепира – Уорфа (подробнее об этом см. ниже).

Понятие языковой картины мира

В. Гумбольдт (рис. 2.1) полагал, что язык создает промежуточный мир между человеческим сообществом и действительностью за счет системы своих понятий.

"Каждый язык, – писал он, – образует вокруг народа своего рода сферу, которую надо оставить, чтобы прийти в сферу другого народа. Поэтому изучение чужого языка всегда должно быть приобретением новой точки миросозерцания" .

Рис. 2.1. Фридрих Вильгельм фон Гумбольдт, немецкий философ, общественный деятель

Рис. 2.2. Иоганн Лео Вайсгербер, немецкий языковед, специалист в области языкознания

Последователь В. Гумбольдта Лео Вайсгербер (рис. 2.2) отмечал стимулирующую роль языка по отношению к формированию у человека единой картины мира. Он считал, что "язык позволяет человеку объединить весь опыт в единую картину мира и заставляет его забыть о том, как раньше, до того, как он изучил язык, он воспринимал окружающий мир" . Именно Л. Вайсгербер ввел в антропологию и семиотику понятие языковой картины мира, а сам термин впервые был употреблен в одном из трудов австрийского ученого, философа Людвига Витгенштейна (1889–1951), который назывался "Логико-философский трактат" (1921).

По мнению Л. Вайсгербера, "словарный запас конкретного языка включает в целом вместе с совокупностью языковых знаков также и совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество; и по мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами; в этом смысле можно сказать, что возможность родного языка состоит в том, что он содержит в своих понятиях определенную картину мира и передает ее всем членам языкового сообщества" .

Взаимосвязь культуры, языка и человеческого сознания привлекает внимание многих ученых. За последние 20 лет проводились исследования языковой картины мира у носителей определенного языка, активно изучались особенности восприятия действительности в рамках той или иной культуры. Среди ученых, которые в своих трудах обращались к этим проблемам, можно назвать выдающихся советских, российских философов, культурологов, лингвистов М. С. Кагана, Л. В. Щербу и многих других.

По мнению известного философа, культуролога Моисея Самойловича Кагана (1921–2006), "множество языков нужно культуре именно потому, что ее информационное содержание многосторонне богато и каждый специфический информационный процесс нуждается в адекватных средствах воплощения" .

Академик, советский и российский языковед Лев Владимирович Щерба (1880–1944) высказывал мысль о том, что "мир, который нам дан в нашем непосредственном опыте, оставаясь везде одним и тем же, постигается различным образом в различных языках, даже в тех, на которых говорят народы, представляющие собой известное единство с точки зрения культуры" .

Советский лингвист и психолог Николай Иванович Жинкин (1893– 1979), как и многие другие исследователи, отмечает взаимосвязь языка и картины мира. Он пишет: "Язык – это составная часть культуры и ее орудие, это действительность нашего духа, лик культуры; он выражает в обнаженном виде специфические черты национальной ментальности. Язык есть механизм, открывший перед человеком область сознания" .

Под языковой картиной мира понимают совокупность знаний о мире, которые отражены в языке, а также способы получения и интерпретации новых знаний.

Современные представления о языковой картине мира изложены в трудах Юрия Дерениковича Апресяна (р. 1930). Согласно его научным взглядам, "каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка <...> С другой стороны, языковая картина мира является “наивной" в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от “научной” картины. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир" .

Таким образом, становится очевидной взаимосвязь языка и картины мира, складывающейся в сознании индивидуума. Именно поэтому многие современные лингвисты различают понятия "картина мира" и "языковая картина мира".

Сравнивая картину мира и языковую картину мира, Е. С. Кубрякова отмечала: "Картина мира – то, каким себе рисует мир человек в своем воображении, – феномен более сложный, чем языковая картина мира, т.е. та часть концептуального мира человека, которая имеет “привязку” к языку и преломлена через языковые формы" .

Аналогичная мысль высказана в работах В. А. Масловой, которая считает, что "термин “языковая картина мира” – это не более чем метафора, ибо в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую “окраску” этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое рождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа" .

Языковая картина мира – это отраженный средствами языка образ сознания – реальности. Языковую картину мира принято разграничивать с концептуальной или когнитивной моделями мира, которые являются основой языкового воплощения, словесной концептуализации совокупности знаний человека о мире .

Таким образом, становится ясно, что картина мира любого индивидуума, как и картина мира целого сообщества, находится в тесной связи с языком. Язык есть важнейший способ формирования и существования знаний человека о мире. Отражая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует в языке результаты познания.

В чем же разница между культурной, концептуальной, ценностной и языковой картинами мира? Если культурная (понятийная) картина мира – это отражение реального мира через призму понятий, сформированных в процессе познания мира человеком на основе как коллективного, так и индивидуального опыта, то языковая картина мира отражает реальность через культурную картину мира, а язык подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. При этом у культурной и языковой картин мира много общего. Культурная картина мира специфична для каждой культуры, возникающей в определенных природных и социальных условиях, отличающих ее от других культур. Языковая картина мира тесно связана с культурой, находится в непрерывном взаимодействии с ней, восходит к реальному миру, окружающему человека.

Если сопоставить языковую и концептуальную картины мира, то концептуальная картина мира – это система представлений, знаний человека об окружающем мире, ментальное отражение культурного опыта нации, языковая же картина мира – ее вербальное воплощение.

Если сравнить ценностную и языковую картины мира, то в первой в равной степени присутствуют общечеловеческий и специфический компоненты. В языке она представлена оценочными суждениями, принятыми в соответствии с национальными кодексами и общеизвестными прецедентными высказываниями и текстами .

Исследователи по-разному подходят к рассмотрению национально- культурной специфики тех или иных аспектов или фрагментов картины мира. Одни берут за исходное понятие язык, анализируют сходство или расхождения восприятия мира через призму языковой системности, и в этом случае речь идет о языковой картине мира. Для других ученых исходными являются культура, языковое сознание членов определенной лингвокультурной общности, а в центре внимания оказывается образ мира, что выдвигает на первый план понятие "культурная картина мира". В целом же и языковая, и культурная картины мира отвечают на важнейший мировоззренческий вопрос о сущности человека и его месте в мире. Именно от решения этого вопроса зависят наши ценностные ориентации, цели, направленность нашего развития.

II. Языковая картина мира Каждый язык имеет собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.
Язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, и представляет то, что принято называть «языковой картиной мира». «Если мир – это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира – результат переработки информации о среде и человеке».

В рамках антропоцентрического научного подхода языковая картина представлена в виде системы образов, заключающих в себе окружающую действительность.
Картина мира может быть представлена с помощью пространственных, временных, количественных, этнических и других параметров. На ее формирование огромное влияние оказывают традиции, язык, природа, воспитание, образование и многие социальные факторы.

Своеобразие национального опыта определяет особенности картины мира различных народов. В силу специфики языка, в свою очередь, формируется определенная языковая картина мира, через призму которой человек воспринимает мир. Концепты – составляющие языковой картины мира, через анализ которых можно выявить некоторые особенности национального мировидения

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка , с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой.

Современные представления о языковой картине мира в изложении акад. Ю.Д.Апресяна выглядят следующим образом.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (= лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска , надрыв , авось , удаль , воля , неприкаянный , задушевность , совестно , обидно , неудобно ), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа , судьба , счастье , справедливость , пошлость , разлука , обида , жалость , утро , собираться , добираться , как бы ). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, Анны А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.).

Воротников Ю. Л. «Языковая картина мира»: трактовка понятия

Постановка проблемы . Языковая картина мира становится в последние годы одной из наиболее «модных» тем отечественного языкознания. И в то же время, как это часто бывает с получившими широкое распространение обозначениями, до сих пор не существует достаточно четкого представления, какой именно смысл вкладывается в это понятие пишущими и как, собственно, следовало бы истолковывать его читающим?

Можно, конечно, утверждать, что понятие языковая картина мира относится к числу тех «широких» понятий, обоснование применения которых не является обязательным, а еще точнее - является само собой разумеющимся. Ведь немного найдется таких исследователей, которые начинали бы свою работу в области, например, морфологии определением своего понимания сущности языка, хотя вполне понятно, что употреблять слово «язык» по ходу изложения им придется неоднократно. Более того, если их спросить, что такое язык, многие не сразу смогут на этот вопрос ответить. Причем качество данной конкретной работы совершенно не обязательно будет напрямую связано со способностью ее автора истолковать смысл употребляемых понятий.

Однако, относя понятие «языковая картина мира» к числу таких исходных понятий лингвистики, как «язык», «речь», «слово» и им подобных, следует иметь в виду одно существенное обстоятельство. Все перечисленные понятия можно употреблять в качестве до определенной степени «само собой разумеющихся», в некотором смысле «априорных», потому что им посвящена огромная литература, они как бы отшлифованы употреблением великих авторитетов, сломавших немало копий в спорах об их сущности. Именно поэтому часто достаточно бывает не давать своего определения такого понятия, а просто сослаться на одно из авторитетных его определений.

Некоторое равнодушие или, если угодно, хладнокровие лингвистов к этой стороне вопроса должно иметь и, конечно, имеет свое рациональное объяснение. Одно из них сводится к следующему. Выражение «языковая картина мира» по сути своей до сего дня не терминологично, оно употребляется как пусть и удачная, но все же метафора, а давать определения метафорическому выражению - это, вообще-то говоря, дело неблагодарное. В той же области, где слово «картина» употребляется терминологически (а именно в искусствознании), отношение к нему, конечно, совсем иное и баталии вокруг его понятийного содержания могут быть не менее жаркими, чем вокруг содержания термина «слово» в языкознании.

И все же сам факт обостренного интереса языковедов к проблемам, так или иначе связываемым с картиной мира, свидетельствует о том, что этим выражением обозначается нечто относящееся к основам, определяющее сущность языка, а точнее - воспринимаемое как определяющее его сущность «сейчас», т. е. на современном этапе развития науки о языке (возможно, впрочем, что и «здесь», т. е. в науке «западного» ареала в широком понимании этого слова).

То, что в сознание лингвистов постепенно (и до определенной степени неосознанно) входит некий новый архетип, предопределяющий направление всей совокупности языковедческих штудий, кажется достаточно очевидным. Можно, перефразируя название одной из статей Мартина Хайдеггера, сказать, что для науки о языке наступило «время языковой картины мира». А если еще больше конкретизировать характеристику момента, то и время углубленного рефлектирования по поводу содержания самого понятия «языковая картина мира», на наш взгляд, уже пришло.

Позиция М. Хайдеггера . Выражение «языковая картина мира» говорит о том, что могут существовать и другие способы его картинного представления, а в основе всех этих способов лежит сама возможность представления мира как картины. «Представить мир как картину» - что, собственно, это значит? Что в этом выражении есть мир, что есть картина и кто осуществляет представление мира в виде картины? Ответы на все эти вопросы попытался дать Мартин Хайдеггер в своей статье «Время картины мира», опубликованной впервые в 1950 г. Основу этой статьи составил доклад «Обоснование новоевропейской картины мира метафизикой», прочитанный философом еще в 1938 г. Мысли Хайдеггера, высказанные в этом докладе, значительно опередили последующие дискуссии в науковедении о существе общенаучной картины мира и нисколько не утратили своей значимости и в наше время.

По Хайдеггеру, в выражении «картина мира» мир выступает «как обозначение сущего в целом» . Причем это имя «не ограничено космосом, природой. К миру относится и история. И все-таки даже природа, история и обе они вместе в их подспудном и агрессивном взаимопроникновении не исчерпывают мира. Под этим словом подразумевается и основа мира независимо от того, как мыслится ее отношение к миру» .

Картина мира - это не просто изображение мира, не нечто срисованное: «Картина мира, сущностно понятая, означает таким образом не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины» . По Хайдеггеру, «Где мир становится картиной, там к сущему в целом приступают как к тому, на что человек нацелен и что он поэтому соответственно хочет преподнести себе, иметь перед собой и тем самым в решительном смысле представить перед собой» , причем представить его во всем, что ему присуще и его составляет, как систему.

Задавая вопрос, каждая ли эпоха истории имеет собственную картину мира и каждый раз озабочена построением своей картины мира, Хайдеггер отвечает на него отрицательно. Картина мира возможна только там и тогда, где и когда бытие сущего «ищут и находят в представленности сущего» . Поскольку такое истолкование сущего невозможно, ни для средневековья, ни для античности, постольку и невозможно говорить о средневековой и античной картине мира. Превращение мира в картину - это отличительная черта Нового времени, новоевропейского взгляда на мир. Причем, и это очень важно, «превращение мира в картину есть тот же самый процесс, что превращение человека внутри сущего в subiectum» .

Литература: